Владимир Маяковский. Роковой выстрел

ОСИНОЕ ГНЕЗДО

…желаю видеть в лицо,

кому это я попутчик?

Маяковский.К этому временисходится все,все нитии все узлы.Опять обозначилсяжирный кусоки вин моревой разлив.У множествасердце было открытои только рубахой защищено,а мелочьтеснилась опять у корытабогатств, привилегий,наживы,чинов.Уже прогремел монолог«О дряни»…На месяцпоставив себя за станки,в партийныеначали метить дворяне —какие-то маменькины сынки.По книжке рабочейотметив зарплату,и личико постноскрививши свое,—они добывалисекретно,по блату,особо ответственный,жирный паек.Они отъедались,тучнели,лоснились;кто косо смотрел на них —брали в тиски;и им по ночамв сновидениях снилисьеще более лакомыекуски.Они торопились,тревожась попасться;они заполнялисобой этажи;они накоплялидля боязапасы

валюты и наглости,жира и лжи.У партиибыло заботы сверх меры,проблем неотложных —невпроворот…Металисьтревожно милиционерыза валютчикамиу Ильинских ворот.А те,притаившись за шторками в доме,глядели,когда эти беды минут,их папа,нахохлясь, сидел в Концесскомеи ждал для сигналаудобных минут.От них, ограниченных,самовлюбленных,мечтавших фортунуза хвост повернуть, —вся в мелких словечках,ужимках, уклонах,ползла непролазная слякоть и муть.Москвабыла занесена снегамидискуссий, споров,сделок и торгов;Москвабыла заслежена шагамикуда-то торопившихсяврагов.Шаги петляли, путались,ветвились,завертывали за уголв тупик,задерживались у каких-токрылец,и вновь мелькалподнятый воротник.Тогда-тои возник в литературес цитатою луженойна губах,с кошачьим сердцем,но в телячьей шкуре,литературный гангстерАвербах.Он лысинузавел себе с подростков;

он так усерднотер ее рукой,чтоб всем внушить,что мир – пустой и плоский,что молодостинету никакой.Он чорта соблазнил,в себя уверя б:в значительностисвоего мирка.И вскореэтот оголенный черепнад всей литературойзасверкал.Оншайку подобрал себеумелоиз тех,которым нечего терять;он ход им дал,дал слово ими дело;он лысинуучил ихпотирать.Одних – задабривая,а других – пугая,он все искусство взялпод свой надзор,и РАПП, и АХР,несказаль другаяполезлииз-за всех щелей и нор.Расчет был прост:на случай поворота,когда их штабстрану в дугу согнет —в искусствеих муштрованная ротанаправоили влево отшагнет.Но как же с Маяковским?Эту птицуне обойтини прямиком, ни вкось:всю жадностьненасытных аппетитцевиспортит,ставши в горле, эта кость!И вот к немус приветом и поклоном,

как будто бы от партиисамой:«Идите к ним,к бесчисленным мильонам,всей дружнойпролетарскою семьей…»Он чуял, чтои дружбой здесь не пахлоичто-то непонятноеросло,что жареным от МАППа и от АХРана тысячу километров несло.Тогда, увидев,что за них не тянет,они решили,не скрывая злость,так одурманить или оболванить,чтоб свету увидать не довелось.Они читали лекциискрипуче,темнили ясностьсталинских идей;они словцом презрительным«попутчик»клеймиливсех не вхожих к ним людей.Формальным комсомольствомщеголяя,ханжи, лжецы,наушники, плуты,они мертвили разум,оголяяот всей его сердечнойтеплоты.А он не поддавался,он смеялся,он под ногине стлался им ковром;он – с партиейпогибнуть не боялся;он самкаленым метил ихтавром —прозаседавшихсячиновныхбюрократови прочих трехнедельныхудальцов;он все на свет вытаскивал,что, спрятав,

они наследовалиот отцов.Он горломпродирался сквозь препоны,о стеныискры высекал виском,и я теперьпо-новому припомнил,как голову носил онвысоко.Однажды мы шлялись с ним по Петровке;он был сумрачени молчалив;часто —обдумывая строки —рядом шагал он,себя отдалив.«Что вы думаете,Коляда,еслиямбом прикажут писать?»«Я?Что в мыслях у васбеспорядок:выдумываете разныечудеса!»«Ну все-таки,есть у вас воображенье?Вдруг выйдет декретотносительно нас:представьтетакое себе положенье:Ямб – скажут —больше доступен для масс».«Ну, я не знаю…Не представляю…В строчкахя, кажется,редко солгу…Если всерьез,дурака не валяя…Просто – мне думается —не смогу».Он замолчал,зашагал;на минутутенью мечасьпо витринным лампам;и как решенье:«Ну, а я будуписать ямбом».