Владимир Набоков: pro et contra T2

Эти строки написаны пятистопным анапестом, наиболее естественно предположить (что, конечно, совсем не является обязательным), что они являются частью четырехстишия АБАБ или АББА (обе пары рифм женские). В позиции рифмы оказывается отчизны,что сводит точные рифмы к практически единственным тризныи укоризны(не считая совершенно неприменимойдороговизны/дешевизны головизны), тогда как к другим формам слова подходит и найденное самим Ф. К. признан,и жизни.

Причем жизнивозможно и в данном случае — как неточная рифма. Это жизникак раз и заканчивает строку из Поплавского («Морелла 1»), неоднократно цитируемую в рецензии Набокова как пример «звучащей бессмыслицы» (с преобладанием в этой оценке одобрения), а вся строфа звучит так:

Ты, как нежная вечность, расправила черные перья,Ты на желтых закатах влюбилась в сиянье отчизны.О, Морелла, усни, как ужасны огромные жизни,Будь, как черные дети, забудь свою родину — Пэри! [27]

В свою очередь, синели,другая рифма двух кончеевских строк (термин «рифма» условен, ибо рифмованность этого стихотворения только предполагается), тоже находит свое подтверждение в этом же тексте Поплавского:

С неподвижной улыбкой Ты молча зарю озирала,И она, отражаясь, синелана сжатых устах.

Точно так же построение отрывка на имперфективных глаголах (Виноград созревал… синели… опирались…)соответствует такому же началу у Поплавского:

Фонари отцветали, и ночь на рояле играла…,

вообще являющегося ярким признаком его манеры («Синевели дни, сиреневели…» (30); «Голубая луна проплывала, высоко звуча…» (42); «В воздухе города желтые крыши горели. / Странное синее небо темнело вдали…» (54); «Солнце сияло в бессмертном своем обаянье. / Флаги всходили, толпа начинала кричать…» (38); «В черном парке мы весну встречали. / Тихо врал копеечный смычок…» (40) и мн. др. — ясно видно, как эти контексты, все из разных стихотворений Поплавского, перекликаются своей грамматикой, синтаксисом, стихом, вплоть до «настроения», со строками Кончеева). Не менее характерным для Поплавского является и сам выбор пятистопного анапеста, очень частого у него размера (что не исключает зависимости отрывка по метрической линии от некоторых прототипов из Ахматовой, Мандельштама и Пастернака).

Другие цитируемые Набоковым строки Поплавского тоже находят полуотражения в кончеевском фрагменте: так, «Мертвая елка уехала. Сани скрипели, / Гладя дорогу зелеными космами рук», с одной стороны, через зелеными космами руквходят в параллель с снежные плечи отчизны,а с другой, сани скрипелиможет по звуковой близости дополнительно мотивировать синели.Точно так же Синевели дни, сиреневелиПоплавского входит в любопытные отношения с той же формой синели:

выстраивается ряд синели — сине(ве)ли — си(ре)не(ве)ли,где, помимо прочего, чем «правее» в этом ряду форма, тем более она выглядит результатом прихотливого и манерного достраивания формы исходной. Выстраиваются две параллельные парадигмы: синь — сирень, синий — *сирений, синеть — *сиренеть, *синевый — сиреневый, синева — *сиренева, *синеветь— сиреневеть, [28]абсолютно асимметричные, потому что во всех случаях, кроме первого, возможна только одна из двух форм, а в первом случае формы семантически и словообразовательно различны.

Глагол синетьпринадлежит к числу не столь уж немногочисленных (особенно если учесть объем имеющегося у нас материала) лексических схождений между поэзией Кончеева и Годунова-Чердынцева, поскольку последнему принадлежат строки (III, 26):

синеет,синего синей,почти не уступая в синивоспоминанию о ней.