Владимир Шаров: по ту сторону истории

Эти выдержки из «Нового сектантства» показывают, насколько близко соприкасались наши мысли о религиозной природе революции еще в 1980‐х, когда Володя начинал свой путь как прозаик. Тогда, по мере обветшания и истления коммунизма, обнажалась эсхатологическая основа этого проекта: превратить землю в ад, чтобы построить на ней рай. Основная мысль раскольников: Антихрист уже пришел, весь мир лежит во зле; официальная церковь – часть этого антихристова мира, значит, и она, вместе с государством, достойна разрушения. Большевиков и раскольников роднил этот пафос всесжигания существующего мира: и светского, буржуазного, и церковного, поскольку они заодно с государством-антихристом. Для них государство и церковь – две головы Змия, которые надо отсечь, чтобы войти в рай.

Преемственность и духовное родство раскольников и революционеров – лейтмотив предпоследнего шаровского романа «Возвращение в Египет» (2013), где предпринята попытка завершить сожженный второй и не написанный третий тома «Мертвых душ», над которыми трудятся потомки Гоголя. Проходя все круги чистилища и рая, Чичиков, под воздействием Муразова, становится старовером и кладет все свои силы на восстановление святой Руси и строительство небесного Иерусалима, поднимаясь до сана старообрядческого епископа. Постепенно он приходит к мысли, что именно вольнодумцы-народники глубже всего воплощают религиозный дух истинного христианства, – и присоединяется к революционерам, укрепляя их союз с раскольниками, «вплетает подпольные ячейки народников, всю нелегальную сеть „Земли и воли“ в полог, который ткут для Девы Марии бегуны и странники»81. Наконец он приходит к пониманию замысла Всевышнего, который «именно из них, из землевольцев и революционеров, намерен сделать Себе новый избранный народ» (ВЕ 311). В главе «Завершение Земного Рая», то есть в конце предполагаемого третьего тома «Мертвых душ», Чичиков, уже почти святой, подписывает завещание, по которому «весь капитал целиком и полностью должен отойти на нужды мировой революции, которая навсегда сметет с лица земли ненавистную антихристову власть, а то, что останется, [будет] издержано на строительство коммунизма» (ВЕ 312).

Казалось бы, мысль совершенно фантастическая – но подкрепленная и духом, и фактами русской истории. Недаром сподвижник Ленина В. Бонч-Бруевич так много занимался раскольниками, духоборами, хлыстами и прочими сектантами, налаживая их связь с революционным движением82

.

Александр Дугин как возможный персонаж Шарова

Один из лейтмотивов Шарова – вера в то, что история Запада делается по Священному Писанию. А к таинству русской истории причастны и великие русские книги. Некоторые из них остались недописанными, и от того, как сложилась бы судьба их героев, зависят последующие пути отечества. Персонажи «Возвращения в Египет», как сказано выше, пытаются дописать те тома «Мертвых душ», где герой, вырвавшись из ада первого тома, должен взойти в рай, как бы посылая благое заклинание будущему России. А дописывая «Братьев Карамазовых» и отдавая в нем ведущую роль Смердякову, герой «Царства Агамемнона» раскрывает другое измерение той эпохи, свидетелем и участником которой был: торжество смердов, людей без веры, но способных убивать и идти на самое дно ада во имя братьев.

Если взглянуть под таким углом на творчество самого Шарова, возникает непраздный вопрос: кто мог бы стать героем его десятого, ненаписанного романа, в котором соединились бы, на вполне реальной основе, мотивы предыдущих? В качестве продолжения траектории российской истории уже в постсоветское время напрашивается образ известного теоретика и деятеля национал-большевизма и евразийства, старообрядца Александра Дугина. Воззрения Дугина могли бы органически войти в романы Шарова наряду с идеями других его героев, теологически осмысляющих и оправдывающих террор.

Уже в зрелом возрасте Дугин сознательно присоединился к старообрядчеству, точнее, к той его ветви («единоверие»), которая признает юрисдикцию Московской патриархии, – но не с целью присоединиться к ней, а с целью увести из нее как можно больше верующих в старообрядчество. А старообрядчество, как известно, отвергает все, что случилось с Россией после 1666 года, после никонианских реформ, которые воссоединили русское православие с греческим, но при этом подорвали веру в богоизбранность России и поэтому были восприняты массами населения как наступление царства Антихриста. С восторгом и умилением рисует Дугин самосожжение старообрядцев, противящихся «новой» вере: