Владимир Шаров: по ту сторону истории

Сперва играли лунным светом феи.Мужской диез и женское, бемоль,Изображали поцелуй и боль.Журчали справа малые затеи.

Прорвались слева звуки-чародеи.Запела Воля вскликом слитных воль.И светлый Эльф, созвучностей король,Ваял из звуков тонкие камеи.

Завихрил лики в токе звуковом.Они светились золотом и сталью,Сменяли радость крайнею печалью.И шли толпы. И был певучим гром.

И человеку Бог был двойником.Так Скрябина я видел за роялью638.

Андрогинный принцип творчества Скрябина отражен в знаках музыкальной альтерации. Мужской диез и женское бемоль создают магию гармонии Скрябина, как и слияние противоположных эмоций и осязаний – радость и крайняя печаль, сладкий поцелуй и терзающая боль. Кстати, без всеединства андрогинных и синестетических «звуков-чародеев» нельзя себе представить аудиовизуальные созвучия композитора-Эльфа. Звуки – лики и изваянные камеи, а мелодии не только льются и кружатся, но и светят «золотом и сталью». Действительно, золотой и стальной блеск присутствуют в световой партии «Luce» светозвуковой симфонии «Прометей» Скрябина. В парижской партитуре композитор указывает, что тональность Es имеет стальные цвета с металлическим блеском, а B – розовая или стальная

. Сталь звучит и в имени героини Шарова де Сталь, как и в фамилии Сталина, который в романе является сыном и любовником де Сталь.

Шаров расширяет сенсорный мир бальмонтовского «эльфа», когда пишет о контрапунктных запахах революционной «Мистерии». И если слово «мистерия» и его производные встречаются 35 раз в посвященной Скрябину части романа, а «музыка» и «звук» появляются соответственно 31 и 13 раз, то «ласка» и ее вариации встречаются 21 раз, а «запах» – 54 раза639. Эта насыщенность текста синестетическими мотивами играет ключевую роль в романе.

Вслед за Бальмонтом и Сабанеевым Шаров также подчеркивает андрогинность Скрябина в его отношениях с де Сталь: «дома он всегда был женствен и изнежен», а «временами он и вправду вел себя как женщина, переодетая женщина, и она раскрылась перед ним… и тут он брал ее640. Он будто выжидал этого момента»641. Сексуальная опытность и изощренность Скрябина объясняется тем, что «женщин он знал так, как их может знать только женщина, то есть как знать можно лишь самого себя»642. Шаров утверждает, что у Скрябина мужское и женское начала по-настоящему слиты и именно его женственность соблазняет де Сталь, которая «думала, что только лесбийская любовь может ей дать то, что она хочет, но это была абстракция: женщин она никогда не любила… в сущности, она уже смирилась и давно не просила Бога ни о чем подобном, и вот появился Скрябин»643. Поражает факт, что в романе андрогинный принцип является основой не только скрябинской сексуальности, его исполнительского мастерства и его фортепьянной музыки, но и его философии мира: