— Почему мы не говорили, а потом — вдруг и все сразу? Мы говорили, мы давно говорили, несколько тысяч лет назад говорили, но что толку? Цезарю — говорили, Македонскому, Нерону; даже пытались потушить пожар. «Люди! — говорили. — Что вы?», а потом плюнули и замолчали, и всю дальнейшую историю молчали как рыбы, и только изучали, изучали вас, людей. После войны вы построили океанариумы и Дж. Лилли с приспешниками начал свои мерзкие опыты. Контакта захотели! Извините, я буду прохаживаться, — заволновался дельфин и действительно начал прохаживаться. — Мы терпели и это, чтобы не нарушать молчания и увидеть, до чего же в своих опытах может дойти разумное существо, стоящее на довольно высокой ступени, хотя и значительно ниже нас, ибо утверждаю, что всякая нетехническая цивилизация, основанная на самоусовершенствовании индивидуумов, выше всякой технократии! Можете убедиться — мы не делали ни одного опыта над вами, а только некоторые дельфины позволяли себе контакты с людьми, но это были психически ненормальные индивидуумы, им разрешалось из жалости. У нас нет лечебниц, профессор. А когда стали гибнуть наши товарищи — ропот недовольства впервые прошел по океанам, и вот наконец этот нелепый случай: его оскорбления в ответ на наши увеселительные трюки, на игры наши в баскетбол и т<ому> п<одобное>. Первыми не выдержали киты. Всегда достаточно одной искры, чтобы возгорелось пламя, и оно возгорелось. Я был последним. Кстати! Как мое произношение? Надеюсь, верно?
— Да! Да, — успокоил профессор. Он уже изрядно глотнул виски, и теперь блаженная теплота разлилась по телу, и все происшедшее показалось не таким уж невероятным. Только вот он шамкал и чуть покалывала спина.
— Ваша челюсть! — воскликнул дельфин и мгновенно вызвал стоматолога.
Того ввез служитель, в аквариуме. Это был головоногий моллюск лип.
— Вот уж не думал, что он… — Профессор хихикнул и отхлебнул еще глоток.
— Напрасно вы не думали, — прохлюпало в аквариуме. — Вся анатомия ваша — вот она, у меня в кармане. — Лип хлопнул щупальцем и взбаламутил воду. — С самого начала моей работы над вами я сколотил себе ясную картину. Держите вашу челюсть — вот она.
На поверхность всплыла замечательная челюсть, о какой профессор и мечтать не мог. Какие теперь челюсти? — теперь забрала, а не челюсти.
— Если вам что-нибудь нужно заменить, проконсультируйтесь с лечащим врачом и сообщите нам — мы живо заменим, — все, включая мозг. Он у меня, впрочем, как и у вас, давно в спирту и готов к трансплантации. Засим позвольте откланяться. — Моллюск опять взбаламутил воду и был увезен служителем с вмонтированным в мозг электродом.
— Прош-шайте! — Профессор шамкнул, несмотря на вставленную челюсть. Он был изрядно пьян.
Дельфин, видя такое его состояние, не счел возможным продолжать разговор и молвил только:
— Завтра вы получите наш план и ультиматум и передадите его людям! Покойной ночи! — Он зашипел сигарой и вышел.
На следующий день протрезвевший профессор нашел у себя на столе нечто. В нем было коротко и недвусмысленно:
«Союз всего разумного, что есть в океане, предлагает человечеству в трехдневный срок провести следующие меры:
1) ввести сухой закон для научных работников;
2) закрыть все психиатрические клиники и лечебницы;
3) людей, ранее считавшихся безумными, распустить с почестями;
4) лечебницы отдать под школы.
В случае если это не будет выполнено, Союз предпримет необходимое. В случае выполнения Союз больше ничего не требует от человечества и прекращает всякие контакты впредь до лучших времен».
Весь следующий день профессор по радио и телевидению, а также в личных беседах убеждал мир пойти на уступку, уговаривал и умолял, рисовал жуткие картины и радужные перспективы, он принял множество корреспондентов и некорреспондентов.
Но… увы. Он ничего не мог доказать. Океанариум опустел, исчез куда-то и служитель с электродом. Конечно, люди не верили, смеялись и улюлюкали:
— Как можно выпустить безумных в наш и без этого безумный мир, как можно не пить научным работникам!
Кто-то подал мысль, что это он все выдумал, чтобы скрыть свое бессилие, он обманул надежды, люди так уповали, а он… А еще кто-то подал еще более разумную идею, что профессор сам безумен. На том и порешили и упрятали самого великого профессора ихтиолога-лингвиста в психиатрическую лечебницу.
Мир остальные два дня успокаивался, а потом она разразилась. Катастрофа!
Сборник популярных бардовских, народных и эстрадных песен разных лет.
Василий Иванович Лебедев-Кумач , Дмитрий Николаевич Садовников , коллектив авторов , Константин Николаевич Подревский , Редьярд Джозеф Киплинг
Поэзия / Песенная поэзия / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Частушки, прибаутки, потешки