Владислав Листьев. Послесловие…

Отношения с руководством всегда были непростыми. Скипидар с патефонными иголками вливали постоянно — по поводу и без, в самых разных кабинетах. Апофеозом было собеседование с руководством отдела агитации и пропаганды ЦК, после чего его вскоре поменяли, но не из-за нас, естественно. Куда чаще нас «имели» на останкинских коврах. Сагалаев после первого эфира шел к Кравченко и получал там ЦУ. Возвращаясь, встречался с группой. Мы дружно пытались отстоять каждое сокращение.

ДМИТРИЙ ЗАХАРОВ. Происходило так. Вот мы от-эфирили днем. После этого начинали все крушить и ломать. Мы пытаемся что-то переделать, что-то Отстоять. Возникает некая монтажная пауза. В эту паузу мы обычно ходили гулять в Останкинский парк, в сторону Ботанического сада: Влад, Саша и я. Обычно разговаривали на какие-то отвлеченные темы, потому что шла уже тотальная перегрузка головы. Выходили обычно через технический подъезд. Возле основного стояли толпы просителей и поклонниц. Все эти закрытия мы переживали на самом деле достаточно спокойно.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Мы встречались с Владиком, и, знаете, я не помню, чтобы мы это воспринимали трагично. Мы вообще не делились друг с другом слабостями. Конечно, все переживали, но все и боролись. Мы организовали и провели молодежный телемост, старались делать какую-то другую работу. А уже когда нас вернули, в мае 1988-го, вот тогда мы и вдарили.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. Самая типичная ситуация в то время была, когда программа уже шла в эфире, но на полный объем материала не хватало — он еще монтировался в аппаратной. Или даже материал только привозился в студию. Это было сплошь и рядом, потому что команда была небольшая, а материала поступали горы. Особенно в первый год, когда много было спонтанного, сюжеты возникали в последний день и тексты писались за считанные часы до эфира.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Вообще запретить нас в то время было уже довольно сложно. Рассказывали, что в семье у Кравченко — тогдашнего председателя Гостелерадио — произошел раскол. После очередных гонений на «Взгляд» на него жутко обиделись его дети, потребовавшие срочно восстановить программу.

ДМИТРИЙ ЗАХАРОВ. Тем не менее было постоянное ощущение борьбы с монстром, который все равно сильнее. Практически каждый выход в эфир был как последний. Когда в очередной раз нас закрыли, я написал в «Огонек» Коротичу, где сравнил наши выходы в эфир с поединком Т-34 с немецкой артиллеристской батареей. Сагалаев всегда очень мужественно держал удар. А кое-кто впадал в панику.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. В чем-то Сэгги — как его прозвали с легкой руки иновещанцев — уступал нашему напору. Правда, потом, бывало, звонил по внутреннему телефону Лысенко и просил его «додавить» нас. Но кое-что удавалось все же отстоять, что-то «забывали» сделать, что-то «случайно» оперативно добавляли перед самым эфиром или оставляли на самый конец программы, зная, что зрители обязательно досмотрят до конца. Постепенно мы стали отдавать себе отчет в том, что, подробно дискутируя с нами, наши руководители просто набирались аргументов и проверяли их на прочность — ведь им приходилось отвечать перед вышестоящими инстанциями.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. С начальством шла своего рода игра. Я говорил наверху: «Я запретил категорически, но их, знаете ли, в живом эфире понесло. Ну что тут сделаешь? Я им, конечно, задам! Такой-то и такой-то на время отстранены от эфира, следующую передачу они не ведут!» А они и не должны были ее вести. Так что это были мои дела. Но в общем, ребята меня почти не подставляли.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Постепенно тактика борьбы с руководством оттачивалась до совершенства. Сознательно вставлялись так называемые белые собаки: облегченные варианты. Велась разъяснительная работа с приглашенными: самые острые мысли их просили приберечь до московского эфира. Позже уже практически все гости приходили с «фигой в кармане». К примеру, Травкин со святой простотой признался в кабинете Сагалаева: «Я знаю, что на первом эфире нужно нести чепуху, а все главное вывалить вечером». При этом он сослался то ли на Святослава Федорова, то ли на Гавриила Попова, которые уже имели к тому времени опыт участия во «Взгляде». Со временем эта практика стала настолько обыденной, что несколько раз гости «имели» нас, даже не ставя предварительно в известность.

Первый случай из запомнившихся — Михаил Полторанин, который был в то время доверенным лицом Ельцина и, по-моему, еще оставался одним из руководителей «Московской правды». Дело происходило после скандально известного предвыборного выступления Ельцина по третьему каналу, когда его всячески пытались дискредитировать с помощью явно подстроенных провокационных вопросов телезрителей. На дневном эфире Полторанин вел себя паинькой, зато вечером заявил, что близкие Ельцину люди провели проверку адресов тех, кто задавал вопросы. Оказалось, что в большинстве случаев либо просто нет домов с такими номерами, либо по указанному адресу не проживают люди с такими фамилиями. Скандал, естественно, был вселенский и запомнился ведущему Ломакину на всю жизнь.