Владивосток-3000

— Юные подлодки, эти огромные морские млекопитающие, резвятся в специальном океанариуме, прежде чем им придет пора отправляться в дальний поход. Ты замечал, как раздуваются их бока, когда усталая подлодка дышит? Молодые ракетные катера, которые стоят в Улиссе, — ты не ощущал себя таким катером? Матерые БПК обитают здесь, на тридцать третьем… Старые подлодки уползают умирать куда-то в район Большого Камня. Там таинственные места, туда даже не всем подключенным можно попасть. Иначе происходит то, что произошло в бухте Чажма в восемьдесят пятом — помнишь, была история со взрывом?

Пришелец молчит. Ошалело смотрит вверх: в отсеке, под самым подволоком, летает и щебечет крошечная птичка.

— Откуда здесь? — спрашивает он.

— Что? — адмирал переводит взгляд вверх. — А, это… Это калибри — военно-морская птица такая… Если море загорится — какой водой его потушишь?

Влад молча смотрит на вице-адмирала, ничего не понимая. Тот продолжает:

— Моей «С-56» повезло больше. Из нее сделали мумию, мавзолей… У людей тоже есть время жить — и время умирать. Или не умирать, а перерождаться, это уже как посмотреть… Видишь этот торпедный аппарат? Мы все когда-то проходили через подобный аппарат. И когда-то снова пройдем. Жаль, что ты не служил. Военных моряков специально учат проходить через торпедные аппараты, чтобы они не боялись этого замкнутого пространства. Сильных море делает сильнее, слабых — слабее… Только так можно подключиться.

— Подключиться к чему?

Адмирал молчит.

— Ты ведь хочешь вернуться к себе?

— Хочу.

— Ищи тот торпедный аппарат, через который ты попал сюда. Если он еще функционирует. А теперь — все. Адъютант! Проводите товарища. Мне пора. Заступать на дежурство.

— А мне? — успевает спросить Влад.

Адмирал исчезает.

2

Лабиринты стен из старого кирпича, узкие проходы, полутемные арки — очкуры. Причудливые балкончики, мелькающие азиатские лица. Это глубоко запрятанный в дебри владивостокской Миллионки притон. Здесь можно встретить то моряков, гибнущих в объятиях полупьяных женщин не очень тяжелого поведения, то китайских контрабандистов, то продавцов удовольствий разного рода и разной степени законности.

На полу, прислонившись к стене, сидит человек. По татуировке в нем можно определить моряка, но он явно давно перестал быть моряком. Он едва открывает мутные глаза и затягивается какой-то папироской. Он, видимо, далеко не первый день отравляет свой организм разнообразным дурманом.

Перед ним сидит на корточках Максимов с сигаретой во рту.

— Ну! Дальше! — говорит он.

Бывший моряк молчит. Несвежие, нечесаные волосы, расфокусированный взгляд, дрожащие пальцы.

— Баночку, — хрипит он.

— Что?

— Баночку. Дай мне баночку! — бывший моряк кивает куда-то за спину Максимова.

Тот догадывается, вскакивает, хватает стоящий в комнате стул и ставит его поближе. Моряк долго пытается сесть на стул по-человечески, но потом бросает эту мысль и снова бессильно усаживается на полу.

— «Маринеско», — говорит он.

— Что Маринеско?

— Этим занимается пароходство «Маринеско».

— Ну?

Максимов достает купюру и втискивает ее в скрюченные пальцы моряка. Тот кое-как прячет купюру в карман и замолкает.

— Рассказывай про это пароходство — чье оно, где базируется, сколько там единиц флота, все рассказывай!

Моряк молчит и обмякает. Максимов тормошит его, но безуспешно.

Тогда Максимов, помешкав, вынимает из кармана моряка последнюю купюру и прячет ее в свой бумажник. Складывает нетбук и блокнот в портфель, застегивает его, потом снова расстегивает. Бросает сигарету, достает конфету, снова закрывает портфель и наконец направляется к выходу.

Пройдя извилистыми коридорами и двором, Максимов выныривает у перекрестка Семеновской и Пограничной, неподалеку от ворот стадиона «Динамо».

— О, старина, ты тут как! — раздается знакомый голос.

Максимов, едва заметно вздрогнув, оборачивается. Перед ним стоит Каплей. Рядом с ним — еще один мужчина, незнакомый, тоже с военной выправкой. И третий — азиат. Каплей внимательно смотрит на Максимова, изучая взглядом его лицо, одежду, обувь. На правом ботинке — свежая царапина, автоматически отмечает Каплей.

— Привет, дорогой! Гуляю по вашему городу, знакомлюсь с историческим центром, — объясняет Максимов, пожимая руку Каплею.

— И как знакомство? — Каплей вроде с улыбкой, но очень прямо смотрит ему в глаза.

— Неповторимо, старик. Ничего подобного не видел. Эти старинные дворики, архитектура…

— Архитектура? Смотри, осторожнее. В этой архитектуре можно так попасть… Ладно, давай! Созвонимся, помнишь, я тебе обещал показать одно чудесное место? Здорово ты меня тогда выручил. С меня причитается, ты помнишь? Ну счастливо! «Архитектура»…

Каплей со своим спутником исчезают в том же дворике, откуда только что вышел Максимов.

Спустя несколько минут они входят в комнату, где незадолго до этого Максимов беседовал с моряком.

— Этот? — спрашивает Каплей третьего, сопровождающего их — человека с азиатским лицом.

— Этот, этот, — кивает тот.

— Так… Паша, проверь комнату, — командует Каплей. — Отпечатки поищи, все… Слышь ты, — говорит он так и сидящему на полу бывшему моряку, — говорить можешь?