Владивосток-3000

Не исключено, что в многочисленных рассказах о грозном флоте «Маринеско» было немало ненаучной фантастики, рассчитанной именно на потенциальных браконьеров. «Комитет-3000» негласно поддерживал распространение этих легенд. О том, что творилось в водах Японского моря в действительности, — знали немногие. Причем те, кто знал, предпочитали молчать. На всякий случай. Иногда красноречивое молчание действует куда эффективнее всяческих страшилок и прочей пропаганды.

День ВМФ (День Краба) республика отмечала в разгар лета. Когда-то в этот день командующим Тихоокеанского флота была провозглашена военно-морская власть и создана суверенная Тихоокеанская республика. Главные празднования традиционно проходили в одной из бухт острова Русского. Здесь устраивались разнообразные соревнования — по парусному спорту, плаванию и дайвингу. Со дна бухты надо было достать погруженного загодя в воду Золотого Краба, отыскав его между многочисленными живыми крабами. Особой популярностью пользовались выступления тихоокеанских ниндзя — бойцов-халулаевцев. Они проходили спецподготовку боевых пловцов здесь же, на Русском, в бухте Новый Джигит, которую по старинке называли Халулаем. Школа боевых пловцов носила имя здешнего уроженца, знаменитого диверсанта полковника Квачкова и имела свой полузакрытый клуб «Тридцать три халулаевца», председатель которого щеголял титулом «Дядьки-Япономора» и переизбирался каждый год. Ниндзи-халулаевцы, рассказывают, могли все: крошить кирпичи руками и ногами, плавать под водой чуть ли не часами, производить разнообразные диверсии. Поговаривали, что каждый халулаевец равносилен целому взводу морской пехоты республиканского Тихоокеанского флота, хотя местные морпехи — ребята тоже не хлипкие.

— Вон там, в той стороне, находится твой университет, правильно? — показывает Каплей Владу. — Но мы сейчас идем в Новик.

Маневренная, стройная «Шамора», обогнув крошечный островок Уши — сдвоенную скалу, торчащую из воды, на ней обильно гнездятся чайки, — поворачивает в бухту Новик. Спинакер убирают, остаются основные паруса — стаксель и грот.

Праздник уже начался. Проходит гребная гонка на старых добрых «ялах-шестерках». Тяжелые деревянные весла с толстыми вальками синхронно вспахивают морскую воду. Спины гребцов работают, как поршни двигателя внутреннего сгорания. Сходство усугубляется ручейками пота, стекающими по мускулистым спинам, как моторное масло. Яхта становится на якорь в глубине Новика, неподалеку от впечатляющего катера непонятного назначения — то ли военного, то ли не очень. Откровенные пулеметные и артиллерийские стволы диссонируют с общим празднично-прогулочным, легкомысленным обликом этого судна.

— Катер командующего, — объясняет Каплей. — Адмирал Пантелеев.

— Кто отмирал? — переспрашивает Максимов.

— Сам ты отмирал! Это катер адмирала Пантелеева — нашего командующего.

Максимов настораживается и внимательно рассматривает судно. Он уже знает, что «командующим» здесь принято называть председателя «Комитета-3000», то есть первое лицо республики. Вокруг стоят десятки яхт. Множество зрителей собралось и на берегах вытянутой бухты. На катере командующего — небольшой адмиральский штандарт и флаг Тихоокеанской республики. Флаг похож на гюйс российского ВМФ — красное полотнище, перечеркнутое синими диагоналями и тонкими белыми перпендикулярами, а в центре — вписанные в овал буквы «ТР».

Неожиданно начинается канонада. Стреляют из автоматического оружия, стреляют недалеко, и явно не менее чем из десятка стволов сразу.

— Стрелковые соревнования, — объясняет Каплей.

— Серьезно у вас все поставлено, — уважительно говорит Максимов. — Я бы, знаешь, и сам сейчас из какого-нибудь «корда» пострелял.

— Откуда ты знаешь, что это «корд»?

— По звуку ясно, что это не «пять — сорок пять» и даже не «семь — шестьдесят два», там что-то посерьезнее. «Утес» или «корд» — не знаю, что там у вас.

— У нас своя модель… И что, в Москве все предприниматели вот так по звуку запросто определяют систему пулемета?

— А я интересуюсь, — улыбается Максимов. — Еще с армии.

— Где служил?

— В Сибири, в мотострелках.

— У меня отец родом из Сибири, — говорит Каплей.

— Ну? А откуда?

— Из-под Красноярска.

— Не, мы западнее… Большая у нас Сибирь.

— Да, большая… У вас. Отец, кстати, под Москвой служил. В ПВО. А мать моя родом с Урала, из Первоуральска. Сейчас, значит, тоже заграница…

Стрельба утихает. На берегу халулаевцы месят друг друга, доски и кирпичи. Гребцы сушат весла, отдыхая. Максимов полулежит на самом носу яхты, обнимая Ольгу.

— Я привязываюсь к тебе, — говорит он ей.

— Это плохо?

— Я всегда считал, что плохо. Я всегда старался избавиться от любых зависимостей. Я боюсь зависимостей.

— Ты и сейчас так считаешь? — Ольга строга.

Максимов прижимает девушку к себе.

— Ох, не спрашивай… Сейчас я ничего не знаю.

Ольга присаживается на кнехт, но это замечает Каплей и кричит:

— Э, на кнехте не сидят!

Ольга вскакивает.

— Понаберут детей во флот, — ухмыляется Каплей. В его глазах — веселые и чуть безумные огоньки.

— Я не знала, прощу прощения… — говорит Ольга. — А почему?