Макаров, имея в активе опыт линейного боя у Эллиотов, справедливо считал, что меткость стрельбы была сейчас для флота задачей номер один. Не торопясь, поодиночке и парами, то один, то другой броненосец становился на якорь бортом к берегу в Талиеванском заливе. Для начала, по видимому ориентиру на берегу, расстреливали по паре практических[12]
снарядов из каждого орудия. Пристреляв индивидуально каждую пушку, переходили к обстрелу японцев нормальными чугунными фугасами, снаряженными пироксилином. Для морского боя их место должны были занять новые стальные снаряды, привезенные «Рионом». Их уже во Владивостоке переснарядили немецким тринитротолуолом, поменяв заодно и взрыватели.Толовая взрывчатка, под руководством инженера Генриха Каста запущенная в Германии в промышленное производство, благодаря неожиданно крупному заказу русского морведа, не только обладала несколько большей эффективностью, но и давала при взрыве облако хорошо заметного черного дыма. Это серьезно облегчало артиллеристам пристрелку по далекому, плохо различимому в туманной дымке кораблю противника. Курировавший проект с российской стороны капитан Рдултовский лично руководил во Владивостоке заливкой снарядов и отладкой технологической цепочки этого ответственного процесса.
Заказывали и корректировали стрельбу кораблей радиотелеграфом, через радиовагон «Ильи Муромца». И на любую позицию врага, встающую на пути гвардии к перешейку, не позднее чем через час после ее обнаружения обрушивался град металла и взрывчатки. Конечно, «первые блины» стрельб по скрытой за рельефом цели при помощи радиокорректировки не могли обойтись без комков. Ярким эпизодом боевого слаживания армии и корабельных артиллеристов стал шестидюймовый снаряд «Ретвизана», рванувший в расположении полуроты пластунов. «Недолет пятнадцать кабельтовых. Лево семь». За скупой записью о приеме телеграммы в радиожурнале броненосца – восемь казацких жизней и десяток раненых… Сама телеграмма с комментариями в адрес всех артиллеристов и лично командира корабля Щенсновича в журнале не сохранилась. По причине нецензурности.
Но мастерство есть функция от количества повторений. Через пару недель такой работы для подавления очередного очага сопротивления хватало полудюжины снарядов из каждого ствола главного калибра очередного корабля линии, с подливкой их десятка шестидюймовых. Все же средний броненосец начала века – это не только четыре пушки калибром двенадцать или десять дюймов, но и с полдюжины шестидюймовок в бортовом залпе. После трех десятков крупных и полусотни среднекалиберных морских снарядов на месте очередного вражеского полевого редута или люнета громоздились обгорелые бревна и воронки, поперечником с половину футбольного поля… Из мешанины земли, камней и дерева изредка отстреливались чудом выжившие японские солдаты, но в целом система работала как часы.
Облегчала жизнь русским артиллеристам система организации японской обороны. На поле боя пока еще господствовали не врытые в грунт доты, дзоты и блиндажи, а редуты и люнеты, возвышающиеся над ней. Для борьбы с ними корабельные пушки с их настильной траекторией были еще вполне пригодны. Но по мере продвижения русских к Цзиньчжоу, японцы все активнее начинали зарываться в землю, так что без длительной обработки их позиций полевыми гаубицами наступать и дальше с минимумом потерь стало проблематично.
Еще сложнее было бороться с японскими полевыми батареями. Работая исключительно с закрытых позиций, японские артиллеристы во второй день русского наступления у станции Тафашин вывели из строя около пятнадцати процентов наступающих. И полностью отбили если не сам наступательный порыв прекрасно вооруженных, тренированных и решительных русских полков, то желание ТВКМ, Щербачева и Смирнова платить слишком высокую цену гвардейскими жизнями в обычных штурмовых атаках, следующих за артподготовкой.
К счастью для русских, в условиях узкого перешейка количество мест для расположения орудий было ограничено, и за ночь несколько групп пластунов, пользуясь отсутствием сплошной линии фронта, проверили добрую половину из них. Балк порывался было уйти в поиск с одной из групп, но был остановлен Михаилом. Тот с великокняжеским сарказмом поинтересовался, неужели у Василия нет дел поважнее, чем ночной поиск вражеских батарей. В результате вместо любимого ночного рейда во вражеский тыл ему пришлось заниматься организацией общего утреннего наступления. Похоже, что Михаил весьма близко к сердцу принял признание своего советника и друга о нехватке опыта командования чем-либо крупнее батальона. И теперь не только Балк обучал Михаила, но и тот при каждом удобном случае подкидывал «учителю» задачки уровнем от полка и выше.