Власов. Восхождение на эшафот

— Этот ваш русский хоть что-нибудь понимает по-немецки? — спросила Кердлайх вызывающим тоном, давая понять, что вовсе не собирается создавать для русского генерала какие-то особые условия.

— Почти все, — негромко ответил Штрик-Штрикфельдт. А затем, выдержав философскую паузу, уточнил: — Почти как вы — русский. Если только это поддается его пониманию.

Власов уловил, что таким образом капитан предупреждает его о знании медсестрой русского, но никак не отреагировал.

— А что ему оказана неслыханная честь — подлечиться в санатории для высших чинов СС — это он, надеюсь, ценит?

— Тонкости ему объяснит сама фрау Биленберг. Уверен, что они поймут друг друга.

— Сама фрау Биленберг? — мгновенно смягчила тон медсестра. — Даже так? Это несколько меняет ситуацию.

— Кстати, она у себя?

— Она всегда у себя, — назидательно заверила Кердлайх. — Особенно в последнее время, очень трудное для всех нас.

— Прелестно, идем к ней. Проведите нас с генералом.

— К начальнице санатория я могу провести вас только тогда, когда этого потребует сама начальница, — парировала медсестра. — Возможно, фрау Биленберг уже знает о прибытии господина Власова, однако особых распоряжений по этому поводу не поступало.

— Хорошо, хорошо, медсестра, вы нас почти убедили, — едва скрывая раздражение, проговорил капитан, решив, что таким образом отсылает медсестру из номера командарма, но не тут-то было.

— Что же касается вас, господин Власов… Если вы все еще действительно генерал, да к тому же служите рейху, то почему не в мундире, полагающемся вашему чину? — не торопилась медсестра убраться восвояси. Мало того, эту фразу она произнесла почти на чистом русском. — Что это за странное одеяние на вас, без каких-либо знаков различия?

— Это уж вы предоставьте мне: выбирать себе форму, — как можно сдержаннее огрызнулся Власов.

— Понятно, что вам, — не обескуражилась медсестра. — Но генерал — это генерал, я так понимаю, — опять прошлась она ироническим взглядом по плохо подогнанному мундиру Власова. — К какой бы армии мира он ни относился. Это я к тому, что трудно вам будет в этом одеянии — наспех пошитом, как я понимаю, ротным портным где-нибудь на привале — завоевывать уважение обитающих здесь франтоватых фронтовиков-эсэсовцев. Не говоря уж об уважении фрау Биленберг. И мой вам совет: подумайте над сказанным.

Реакция генерала на ее слова медсестру, похоже, не интересовала. Как и реакция капитана Штрик-Штрикфельдта, который поневоле вынужден был пройтись придирчивым взглядом по мундиру Власова. Сшитый из грубой темно-коричневой ткани, он обвисал на рослой костлявой фигуре командарма так, словно был «с чужого плеча». Облаченный в это одеяние военного покроя, не снабженное какими-либо погонами, без лампас, петлиц и шевронов, Власов был похож не на командующего Русской Освободительной Армией, а на дезертира, неудачно обновившего гардероб во время очередного мародерства.

Ирма отвернулась и величественно промаршировала в конец коридора, к лестнице, ведущей на второй этаж.

Теперь уже сам Власов, оглянувшись, прошелся сочувственным взглядом по капитану: что-то там у него срывалось с его вдовой-невестой. Впрочем, командарма это пока не огорчало. Для начала следовало хотя бы взглянуть на фрау начальницу.

— Может, потребовать, чтобы окна вашей комнаты выходили на озеро, а не на безжизненную скалу? — сдержанно спросил Штрик-Штрикфельдт у вышедшего в коридор генерала и поприветствовал проходившего мимо них оберштурмфюрера СС. Тот заметно тянул ногу и, похоже, форму свою донашивал последние дни.

— Нет уж, скала, расщелина… Как раз то, что мне хочется видеть в эти минуты.

— Я в соседнем номере, и если что… Но прежде пойду представлюсь фрау Биленберг. Пока что схожу без вас, чтобы еще раз переговорить. Что-то негостеприимно она встречает нас.

— Единственное, что меня сейчас интересует, это события в Берлине. Я должен знать все. Для меня важна расстановка сил, которая сложилась после путча. Мне совершенно небезразлично, кто удержится в своем кресле, а под кем оно рухнуло.

— Будьте уверены, что рухнет оно под многими.

Во время обеда в столовой санатория Власов чувствовал себя уродом, поглазеть на которого сбежалось все досточтимое население городка. Несмотря на то что Штрик-Штрикфельдт принял все меры к тому, чтобы в санатории не догадались, кто скрывается под вымышленным именем полковника Андрея Рогова, наиболее любопытствующие обитатели довольно быстро установили, что это не кто иной, как командующий РОА. Одни уже немало знали о нем, другие еще только пытались понять, кто это русский, который решился создать армию, чтобы воевать против русских же. Однако и те и другие, не таясь, любопытствовали, стараясь следить за каждым его шагом.

— Нельзя ли договориться с вашей знакомой начальницей, — кончилось терпение Власова, — чтобы обед мне приносили в номер? В противном случае мне придется появляться в столовой уже после того, как вся эта рать тевтонская насытится.

— Среди прочего, поговорю с Хейди и об этом, — пообещал Штрик-Штрикфельдт. — Но пока что она избегает встречи с нами.