Власов. Восхождение на эшафот

Они оба взглянули на висевшую на стене карту. Отсюда Власов не мог проследить за расположением частей своей армии, однако помнил, что они соприкасаются с 16-й армией Рокоссовского.

— Знаю: армия недоукомплектована, да и вооружена слабовато. Знаю и то, что сразу же начнешь просить подкрепления, — вопросительно уставился на генерала «вождь и учитель», и во взгляде его Власову почудилась мольба: «Хоть ты уйди отсюда, ничего не прося!»

Но командарм понимал, что только сейчас, когда он получает назначение из уст самого Верховного, он еще может что-либо выпросить. Рассчитывать же на серьезное подкрепление, сидя на передовой, уже будет бессмысленно.

— Мне понятны трудности Верховного командования, но если речь идет о контрнаступлении с целью прорыва блокады…

— …в результате которого врага следует отбросить за Волоколамск и Солнечногорск, а затем теснить и теснить, загоняя в заснеженные подмосковные леса.

— Мне пока трудно судить о состоянии вверенных мне дивизий, однако дня через три я уже готов буду…

— Пятнадцать танков — вот все, что ты сможешь получить у меня, Власов, — вновь резко перебил его Сталин, поднимаясь и давая понять, что беседа завершена. — Можешь считать, что это последний резерв, который способна дать тебе Москва. Больше дать не сможет никто, даже товарищ Сталин. И через неделю армия должна быть готова к прорыву.

39

Приняв душ, Хейди вновь вернулась в постель и вытянулась во весь свой росточек рядом с покоренным ею гигантом. На какое-то время она затихла, затем повернулась лицом к Власову, хотела что-то сказать, но вместо слов генерал вновь услышал легкий, романтический вздох.

— Вы что-то хотите мне сказать, Хейди, но не решаетесь. Какую мысль вы казните своим молчанием?

— Неплохо сказано: «Какую мысль вы казните своим молчанием?» Никогда не пробовали писать что-либо, кроме армейских донесений?

— Никогда. Какое там писать? Всю жизнь — в стремени, да на рыс-сях.

— Еще одно ваше упущение. Такой полководец, как генерал Власов, должен оставить после себя хотя бы одну книгу.

— Вы опять о книге? — настороженно проворчал генерал.

— Причем о книге вашего бытия, мой полководец. Воспоминания, записки. Вам ведь есть что вспомнить: советник Чан Кай-ши, командир механизированного корпуса, сражавшегося на западных границах Союза, участник обороны Киева и Москвы.

— Кому в Германии нужна книга генерала, оборонявшего Москву? — с ленцой в голосе спросил Власов.

— Кому?! — азартно оживилась Хейди. — Да лишь бы она появилась. Не представляю себе, чтобы в Германии нашелся хотя бы один офицер армии фюрера, который бы не захотел прочесть воспоминания генерала той армии, которая ему противостояла. А какой ценностью будут обладать ваши мемуары о создании Русской Освободительной Армии.

— Вы настолько серьезно говорите об этом? — постепенно вытравливал из голоса иронию мятежный генерал. — Не знаю. В голову никогда не приходило, — с солдафонской прямотой объяснял Власов. — И сомневаюсь, стоит ли тратить на это время.

— Это должна быть суровая книга сурового и по-своему талантливого, хотя и не очень везучего, генерала, — не обращала внимания на его ворчание Хейди.

Как всегда, когда ее охватывало пламя очередной идеи, она впадала в страстное самовнушение, в романтическую воинственность, в фанатичную веру в свое призвание. И тогда доводы ее становились такими убедительными, как будто любая высказанная мысль, любое желание или пророчество способны были материализовываться.

— Невезучего, это верно подмечено.

— Если мои слова неприятно поразили вас, значит, считайте, что я их не произносила. Поэтому вернемся к книге. Это должна быть исповедь полководца, оставшегося без армии, страны и народа, но решившего, что все это он вновь способен обрести своим мечом. Великая книга великого воина — вот что должно появиться из-под вашего пера, мой генерал генералов!

Самое удивительное, что Власов начинал верить в искренность этих порывов Хейди. В своем восприятии хрупкой на вид, миловидной немки он прошел несколько этапов: сначала ему казалось, что это всего лишь случайное мимолетное знакомство, затем он перестрадал уверенностью в том, что Хейди ему специально подсунули, чтобы следить за ним, привязать его к Германии, к рейху, и сделать предельно управляемым. Потом он вдруг решил, что Хейди, эта эсэс-вдова, всего лишь расчетливо выходит за него замуж, артистично изображая чувства, которых на самом деле не существует. Она потеряла надежду заполучить достойного мужа-немца и теперь готова оказаться в постели с русским, зато генералом.

И лишь в последние два-три дня, когда их общение стало более интенсивным, Власов вдруг увидел перед собой тот, особый тип женщины, рядом с которой невозможно оставаться обычным, рядовым, приземленным. Будь ты хоть окопным солдатом, хоть незаурядным злодеем или серым канцелярским служакой, оказавшись рядом с Хейди, ты неминуемо превратишься в «великого». Пусть даже это будет великий злодей или великий неудачник.