Власть меча

Четвертая стена, прямо за письменным столом дяди Тромпа, была увешана фотографиями суровых предков в воскресных костюмах в верхнем ряду, а ниже красовались преданные прихожане или ученые члены синода. Черты большинства лиц имели несомненное сходство с чертами Тромпа Бирмана – это были постепенно взрослеющие и стареющие поколения Тромпов, от чисто выбритых ясноглазых юнцов до бородатых львиных ликов в центре.

А еще, совершенно неуместно и ошеломительно, в центре всей этой выставки висел самый большой снимок в рамке, старый, желтеющий. Со снимка смотрел молодой человек, обнаженный до пояса; на нем были длинные облегающие штаны, а на талии – пояс, сверкающий гравированными серебряными пряжками и медальонами.

Человеком на фото был Тромп Бирман, в возрасте не старше двадцати пяти лет, чисто выбритый, причесанный на прямой пробор, со смазанными бриллиантином волосами: крепкое тело обладало великолепными мускулами, он выставил перед собой кулаки в классической боксерской стойке. На небольшом столике перед ним стояла целая коллекция блестящих кубков и разных спортивных трофеев. Молодой человек улыбался в объектив; он был потрясающе хорош собой и, на взгляд Манфреда, казался невероятно лихим, сильным и романтичным.

– Так вы боксер, – выпалил он, не в силах сдержать изумление и восхищение.

Глас Божий умолк на полуслове. Огромная лохматая голова опустилась, он моргнул, словно возвращаясь к реальности, а потом проследил за взглядом Манфреда.

– Не просто боксер, – сказал дядя Тромп. – Чемпион. Чемпион Южно-Африканского Союза в полутяжелом весе.

Он снова посмотрел на Манфреда, увидел выражение его лица, и его собственное лицо смягчилось и потеплело от приятных воспоминаний.

– Вы выиграли все эти кубки… и пояс?

– Конечно выиграл, йонг. Я разгромил филистимлян. Я поверг их во множестве.

– А вы дрались только с филистимлянами, дядя Тромп?

– Они все филистимляне, йонг. Как только они выходят на ринг против меня, они становятся филистимлянами, и я безжалостно нападаю на них, как молот и меч Всемогущего.

Тромп Бирман вскинул сжатые кулаки и нанес ряд ударов в воздух через стол, останавливаясь всего в нескольких дюймах от носа Манфреда.

– Я зарабатывал на жизнь вот этими кулаками, йонг. Бил всех желающих за десять фунтов. Я дрался с Майком Уильямсом и уложил его в шестом раунде, самого великого Майка Уильямса! – Он хмыкнул, размахивая кулаками. – Ха! Ха! Левая! Правая! Левая! Я даже победил Черного Джепту, а в шестнадцатом году отобрал титул у Джека Лалора. Я до сих пор слышу восторженные крики в тот момент, когда он свалился! Восхитительно, йонг, так восхитительно… – Он умолк и положил кулаки на колени, его лицо снова стало величественным и суровым. – А потом твоя тетя Труди и Господь Бог израильтян призвали меня к более важному делу.

Огонь жажды битвы с сожалением покинул взгляд дяди Тромпа.

– Боксировать и стать чемпионом – для меня это было бы самым важным, – выдохнул Манфред.

Тромп задумчиво уставился на него. Он внимательно оглядел мальчика от макушки его стриженой головы до больших, но пропорциональных ног в поношенных башмаках.

– Ты хочешь научиться драться? – Тромп понизил голос и бросил осторожный взгляд на дверь.

У Манфреда от волнения сжалось горло, и он не смог ответить, но энергично кивнул.

Дядя Тромп продолжил своим обычным резким тоном:

– Твоя тетя Труди не одобряет драки. И она совершенно права! Кулачные бои – это для хулиганов. Выбрось такую мысль из головы, йонг. Думай о более высоких планах.

Он с такой силой встряхнул головой, что его борода растрепалась, и ему понадобилось немалое усилие, чтобы выкинуть подобное намерение из своей собственной головы. Пригладив бороду пальцами, он продолжил:

– Вернемся к тому, что я говорил. Мы с твоей тетушкой думаем, что тебе лучше пока отказаться от фамилии де ла Рей. Ты примешь фамилию Бирман до тех пор, пока не утихнет шум вокруг твоего отца. Его имя слишком часто упоминается в газетах, этих печатных органах Люцифера. Твоя тетушка полностью права, что не допускает их в дом. В следующем месяце начнется суд над твоим отцом в Виндхуке, и это вызовет большую шумиху! Он может навлечь стыд и бесчестье на тебя и эту семью.

– Суд над моим отцом? – Манфред непонимающе уставился на Трампа. – Но он умер!

– Умер? Ты так думал? – Тромп встал и обошел стол. – Прости меня, йонг. – Он положил огромные руки на плечи Манфреда. – Я причинил тебе ненужные страдания, не сказав об этом прежде. Твой отец не умер. Его схватила полиция, и двадцатого числа следующего месяца он предстанет перед судом в Виндхуке.

Он поддержал Манфреда, когда юноша пошатнулся от его слов. Затем Тромп мягко продолжил:

– Теперь ты понимаешь, почему мы хотим, чтобы ты сменил имя, йонг.