Власть меча

Сара поспешила догладить белье и выскользнула из дома. Теперь она сидела на поленнице дров, подтянув колени к подбородку и охватив ноги обеими руками, и наблюдала за работавшим Манфредом. Ей нравилось смотреть, как он управляется с топором. Это был длинный двуручный топор, с выкрашенным в красный цвет обухом и сверкающим лезвием. Мани затачивал его на оселке до тех пор, пока не смог срезать им волоски на своем предплечье.

Он снял рубашку и отдал ее Саре подержать. Его грудь и спина уже блестели от пота. Саре нравилось, как пахло от Манфреда, когда он потел, – это походило на запах свежего хлеба или прогретого солнцем инжира, только что сорванного с дерева.

Манфред положил на козлы очередной кусок распиленного бревна и отступил назад. Юноша поплевал на ладони. Он всегда так делал, и во рту Сары при этом невольно собирался комочек слюны. Потом Манфред поднял топор – и Сара напряглась.

– Умножение на пять, – приказал он, замахнулся топором и резко опустил его.

Блестящее лезвие с глухим звуком вонзилось в дерево, а Манфред в то же мгновение резко и шумно выдохнул.

– Пятью один – пять, – заговорила Сара в ритм взмаху топора.

– Пятью два – десять…

Манфред выдохнул, и белый кусок дерева взлетел на уровень его головы.

– Пятью три – пятнадцать…

Топор описывал яркие полукруги в желтом свете садившегося солнца, и Сара громко считала, пока щепки градом сыпались вниз.

Бревно упало с козел двумя частями как раз в тот момент, когда Сара крикнула:

– Пятью десять – пятьдесят!

Манфред отступил назад и оперся на рукоятку топора, усмехаясь Саре:

– Очень хорошо, Сара, ни одной ошибки!

Она довольно заулыбалась, но потом взглянула через плечо Манфреда – и ее лицо вдруг стало испуганным и виноватым. Она спрыгнула с поленницы и, взмахнув юбками, помчалась по дорожке к дому.

Манфред быстро повернулся. Возле угла сарая, прислонившись к стене, стоял дядя Тромп, наблюдая за ним.

– Извини, дядя Тромп. – Манфред повесил голову. – Я знаю, ей не следует быть здесь, но я просто не смог ее отослать.

Дядя Тромп оттолкнулся от стены и медленно направился к Манфреду. Двигаясь как огромный медведь со свободно висящими лапами, он не спеша обошел мальчика, рассматривая его с немного рассеянным видом.

Манфред смущенно поежился, а дядя Тромп ткнул его в живот здоровенным сильным пальцем.

– Сколько тебе лет, йонг?

Манфред ответил, и дядя Тромп кивнул:

– Три года до полной зрелости. Я бы сказал, твой класс – полутяжелый, если только ты не рванешь под конец и не станешь полным тяжеловесом.

Манфред почувствовал, как по коже побежали мурашки от этих незнакомых, но почему-то весьма волнующих терминов, а дядя Тромп отошел от него и направился к поленнице. Он неторопливо снял темный пиджак и аккуратно сложил его. Оставив его на поленнице, он развязал белый пасторский галстук и осторожно положил на пиджак. Потом вернулся к Манфреду, закатывая рукава белой рубашки.

– Значит, ты хочешь стать боксером? – спросил он.

Манфред кивнул, не в состоянии говорить.

– Отложи топор подальше.

Манфред воткнул топор в обрубок бревна и снова повернулся к дяде. Тот поднял правую руку ладонью к юноше.

– Бей! – велел он.

Манфред сжал кулак и осторожно ударил по ладони.

– Ты не носки вяжешь, йонг, и не тесто месишь. Ты кто, мужчина или кухарка? Ударь, парень! Ударь! Вот так лучше, только не замахивайся за голову, руку вперед! Сильнее! Сильнее! Вот так больше похоже. Теперь левой, давай! Левой! Правой! Левой!

Теперь дядя Тромп выставил перед собой обе руки, покачиваясь и пританцовывая перед Манфредом, и Манфред нетерпеливо следовал за ним, по очереди колотя кулаками по большим открытым ладоням.

– Хорошо. – Тромп опустил руки. – Теперь ударь меня. Ударь в лицо. Давай, изо всех сил! Прямо в нос. Посмотрим, свалишь ли ты меня.

Манфред уронил руки и отступил назад.

– Я не могу, дядя Тромп! – запротестовал он.

– Не можешь чего, йонг? Чего ты не можешь?

– Я не могу тебя ударить. Это было бы неправильно. Неуважительно.

– Значит, ты теперь говоришь об уважении, а не о боксе? Мы о чем здесь говорим, о пудре и перчатках для леди, да? – проревел дядя Тромп. – Я думал, ты хочешь драться. Я думал, ты хочешь стать мужчиной, а теперь я вижу сопливого хнычущего мальчишку? – Он сменил тон и заговорил надтреснутым фальцетом. – «Это было бы неправильно, дядя Тромп, неуважительно», – передразнил он Манфреда.

Внезапно его правая рука взметнулась, и открытая ладонь шлепнула по щеке Манфреда; этот жгучий удар оставил на коже алый отпечаток пальцев.

– Ты неуважителен, йонг. Ты труслив. Вот ты каков, желтопузенький хнычущий малыш. Ты не мужчина! Тебе никогда не стать бойцом!

Другая огромная лапа промелькнула с такой скоростью, что Манфред ее почти не заметил. Боль удара наполнила его глаза слезами.

– Нам придется подыскать для тебя юбку, девочка, желтенькую юбочку.