Власть меча

– Мой папа, – ответил Манфред. – Суд над моим папой начнется через три дня. Я должен быть там, дядя Тромп. Я должен уехать, но я вернусь. Клянусь, я снова сюда приеду, как только смогу.

Дядя Тромп отвернулся от него и снова побежал, топая по длинной прямой дороге, так что пыль вздымалась из-под его медвежьих ног при каждом шаге; Манфред припустил вслед за ним. Оба молчали до тех пор, пока не добрались до деревьев, где стояли пони и повозка.

Оом Тромп взобрался на сиденье возницы и взял поводья. Он посмотрел сверху вниз на Манфреда, стоявшего у переднего колеса.

– Мне бы хотелось, йонг, чтобы у меня был такой же преданный сын, – негромко проворчал он и пустил пони легким галопом.

На следующий вечер, уже после ужина и вечерних молитв, Манфред лежал в постели, свеча на полке над его головой была тщательно прикрыта, чтобы свет не насторожил тетю Труди. Он читал Гёте, любимого автора его отца. Это было нелегко. Да, его немецкий стал значительно лучше. Тетя Труди требовала, чтобы два дня в неделю никто в доме не говорил на другом языке, и она начинала за ужином ученые дискуссии, в которых предполагалось – нет, требовалось – участие всех членов семьи. Тем не менее Гёте все еще представлял для юноши сложность, и Манфред так сосредоточился на его запутанном использовании глаголов, что не заметил пришедшего дядю Тромпа, пока его тень не упала на постель, а книгу не вынули из его рук.

– Ты испортишь глаза, йонг.

Манфред быстро сел и спустил с кровати ноги, а дядя Тромп сел рядом с ним.

Несколько мгновений мужчина перелистывал книгу. Потом заговорил, не поднимая глаз:

– Завтра Ротенбах собирается в Виндхук на своем «Форде-Т». Он везет на рынок сотню индеек, но у него найдется сзади местечко и для тебя. Ты, конечно, весь окажешься в перьях и индюшачьем дерьме, но это дешевле, чем поезд.

– Спасибо, дядя Тромп.

– В городе есть старая вдова, преданная и порядочная, а также хорошая кухарка. Она тебя примет. Я написал ей.

Он достал из кармана лист блокнота и положил его на колено Манфреда. Этот листок был сложен и запечатан каплей красного воска – провинциальный пастор, живущий на жалованье, не мог позволить себе такую роскошь, как конверты.

– Спасибо, дядя Тромп.

Манфред не находил других слов. Ему хотелось обхватить руками эту толстую медвежью шею и прижаться щекой к грубой седеющей бороде, но он сдержался.

– Могут возникнуть и другие расходы, – проворчал дядя Тромп. – И я не знаю, как ты доберешься обратно. Но в любом случае…

Он порылся в кармане, потом схватил Манфреда за руку и вложил что-то в его ладонь.

Манфред посмотрел на две блестящие монеты по полукроне каждая и медленно покачал головой:

– Дядя Тромп…

– Ничего не говори, йонг… особенно твоей тете Труди.

Дядя Тромп хотел встать, но Манфред удержал его за рукав:

– Дядя Тромп… я могу отплатить тебе – и за это, и за все остальное.

– Я знаю, что ты это сделаешь, йонг. Однажды ты отплатишь в тысячу раз больше, с гордостью и радостью.

– Нет-нет, не когда-нибудь. Я могу отплатить сейчас.

Манфред живо вскочил с кровати и подбежал к перевернутому упаковочному ящику, стоявшему на четырех кирпичах, который был его гардеробом. Он опустился на колени и просунул руку в пространство под ящиком, чтобы достать желтый табачный кисет. Быстро вернувшись к дяде Тромпу, сидевшему на железной кровати, он развязал шнурки маленького мешочка; его руки дрожали от волнения и желания доставить радость.

– Вот, дядя Тромп, протяни руку.

Снисходительно улыбаясь, дядя Тромп протянул огромную ладонь, тыльную сторону которой покрывали жесткие черные волоски, а пальцы в обхвате не уступали хорошим фермерским сосискам.

– Что там у тебя, йонг? – весело спросил он.

Но его улыбка застыла, когда Манфред высыпал ему в руку каскад сверкающих камней.

– Алмазы, дядя Тромп, – прошептал Манфред. – Их достаточно, чтобы сделать тебя богатым человеком. Достаточно, чтобы ты купил все, что тебе нужно.

– Где ты их взял, йонг? – Голос дяди Тромпа прозвучал спокойно и бесстрастно. – Как они у тебя оказались?

– Мой па… мой отец. Он засунул их в подкладку моей куртки. Он сказал, что это для меня, чтобы оплатить мое образование и воспитание, чтобы оплатить все то, что он хотел для меня сделать, но не смог.

– Вот как! – негромко произнес дядя Тромп. – Значит, все это правда, то, что пишут в газетах. Это не просто английская ложь. Твой отец – разбойник и грабитель. – Большая рука сжалась в кулак вокруг блестящего сокровища. – И ты был с ним, йонг. Ты, должно быть, находился там, когда он творил все те ужасные дела, в которых его обвиняют, за которые станут его судить. Ты был с ним, йонг? Отвечай! – Его голос набирал силу, как штормовой ветер, и теперь пастор уже ревел: – Ты тоже творил вместе с ним это великое зло, йонг?

Другая рука взлетела и вцепилась в рубашку Манфреда. Пастор подтянул лицо Манфреда к своему, до его торчащей вперед бороды оставалось всего несколько дюймов.

– Признайся мне, йонг! Расскажи мне все, все о сотворенном зле! Ты был с ним, когда твой отец напал на ту англичанку и ограбил ее?