Власть меча

– Генерал Смэтс спрашивал о вас. – Она снова сменила тему в своей обычной стремительной манере. – Мы устроились под дубами за трибуной. Почему бы вам и вашей супруге не присоединиться к нам?

Она отвернулась и направилась прочь от Блэйна, и толпа гостей расступилась перед ней.

Блэйн медленно повез Изабеллу по гладкому ковру газона из травы кикуйю к компании под дубами. Погода благоволила празднику, устроенному Сантэн; небо было голубым, как яйцо цапли, с серебристым облачком, неподвижно повисшим над вершиной горы Мёйзенберг, а над Столовой горой лежал плотный облачный покров – эти облака называли «скатерть».

Конечно, дул ветер. Он всегда дул в декабре, но Вельтевреден прятался в защищенном углу долины Констанции. Пролетая высоко, этот юго-восточный ветер шелестел листьями дубов, почти не задевая дамские юбки, но облегчая жару, которая в иных условиях могла бы стать невыносимой; к тому же он насыщал воздух ароматом. Поэтому ветер называли «доктор мыса Доброй Надежды».

Увидев подходившего Блэйна, Сантэн взмахом руки отогнала официанта в белой куртке и собственноручно налила в бокал шампанского, чтобы подать его Изабелле.

– Спасибо, но нет, – мягко отказалась Изабелла, и на мгновение Сантэн растерялась, стоя перед коляской с пренебрежительно отвергнутым бокалом в руке.

Ее спас Блэйн.

– Если это не выглядит как попрошайничество, миссис Кортни…

Он забрал у нее бокал, и она одарила его быстрой благодарной улыбкой, а гости освободили место для коляски, и президент банка «Стандарт», сидя рядом с Сантэн, продолжил прерванный монолог:

– Этот парень, Гувер, и его проклятая политика вмешательства в дела суверенных государств… он не только разрушил экономику Соединенных Штатов, но заодно погубил и всех нас. Если бы он оставил все как есть, мы бы уже вышли из депрессии, но что мы имеем вместо этого? Больше пяти тысяч американских банков лопнули в этом году, безработных почти двадцать восемь миллионов, торговля с Европой затихла, деньги во всем мире обесцениваются. Он вынуждает одну страну за другой отказываться от золотого стандарта, даже Британия сдалась. Мы – одна из немногих стран, которые еще в состоянии поддерживать у себя золотой стандарт, но, поверьте мне, это уже начинает вредить. Это делает дорогим южноафриканский фунт, как и наш экспорт, и наше золото тоже делает слишком дорогим, чтобы удержать нас на поверхности, и только Богу известно, как долго мы еще протянем. – Он посмотрел на генерала Смэтса. – А вы как думаете, Оу Баас, как долго мы сможем еще делать ставку на золото?

Оу Баас засмеялся, и его бородка-эспаньолка закачалась, а голубые глаза сверкнули.

– Дорогой мой Альфред, вам не следует спрашивать меня! Я ботаник, а не экономист!

Его смех оказался заразительным, потому что все знали, что он – один из наиболее блестящих умов в любой области, какие только существовали в суматошном двадцатом веке; что именно он убеждал Джеймса Барри Герцога последовать примеру Британии, когда та отказалась от золотого стандарта; что он во время своего последнего визита в Оксфорд ужинал с Джоном Мейнардом Кейнсом, великим экономистом, и что они регулярно переписываются.

– Тогда вы должны взглянуть на мои розы, Оу Баас, а не заниматься вопросом золота, – распорядилась Сантэн.

Она верно оценила настроение своих гостей, почувствовав, что эта серьезная дискуссия вызывает у них неловкость. Им и так изо дня в день приходилось жить в неприятной реальности мира, балансирующего на грани финансовой катастрофы, а теперь они с облегчением вырвались из нее.

Беседа стала легкой и банальной, она походила на искрящиеся пузырьки шампанского, всплывавшие в бокалах-тюльпанах на высоких ножках. Сантэн шутила и смеялась, но подо всем этим скрывалось пустое чувство надвигающейся катастрофы, неослабное болезненное знание, что все кончается, что все нереально, как сон, что это лишь последнее эхо прошлого, что она движется вперед, в будущее, полное угроз и неуверенности, в будущее, над которым у нее уже не было власти.

Блэйн посмотрел через ее плечо и легонько зааплодировал, и другие гости присоединились к нему снисходительными аплодисментами взрослых.

– Приветствуем героя-победителя! – засмеялся кто-то, и Сантэн обернулась.

За ее спиной стоял Шаса, одетый во фланелевые брюки и блейзер; его волосы, еще влажные после души, сохраняли следы расчески. Он улыбался с должной скромностью.

– О chéri! Я так горжусь тобой!

Сантэн вскочила и импульсивно поцеловала его, и теперь он порозовел от настоящего смущения.

– Пожалуй, мама, не стоит сейчас вести себя по-французски, – запротестовал он.

Ее сын был в этот момент так прекрасен, что Сантэн захотелось обнять его. Но она сдержалась и подала знак официанту, чтобы тот принес Шасе бокал шампанского. Шаса посмотрел на нее с легким недоумением; до сих пор ему позволялось лишь светлое пиво, и то не больше пинты.

– Особый случай! – Сантэн сжала его руку, а Блэйн поднял свой бокал.

– Джентльмены, предлагаю выпить за выдающуюся победу молодежной команды Вельтевредена!

– О, ну что вы! – возразил Шаса. – Мы могли бы добиться и лучшего результата.