Власть монарха и народный суверенитет

Как и в других монархических государствах, Князь Лихтенштейна является главой государства, «особой священной и неприкосновенной» (статья 7), но не возглавляет правительства своего княжества (статья 79). Хотя круг его правомочий не столь велик, как в некоторых других странах, тем не менее Князь вправе созывать и закрывать местный парламент — Ландтаг (статья 48), а законы вступают в силу исключительно в случае их одобрения и утверждения князем (статья 9).

Пожалуй, наиболее дискретные правомочия закреплены за Королем Нидерландов, который, согласно статье 42, возглавляет правительство этой страны. Диссонанс его правоспособности с аналогами других монархов становится еще очевиднее на фоне того, что не менее восемнадцати статей Конституции посвящены вопросам наследования престола, регентства, организации королевского дома и т. п. При этом, как и в других монархических государствах, его акты подлежат контрасигнации: например, о назначении премьер-министра, а также о назначении или освобождении от должности министров и государственных секретарей (статья 48).

Вот, скажут нам, конкретные примеры подчинения монархов закону, который его ограничивает. Однако, как нетрудно убедиться, что все они основаны на различных идейных подходах и даже самые «яркие» из них вовсе не отрицают Бога, как источника монаршей власти. Кроме того, не следует забывать главное обстоятельство — указанные конституции возникли не во «время оно», а относительно недавно, и их появлению в свет предшествовало решение самих монархов добровольно отказаться от части своих прерогатив в пользу других государственных органов. Лишь после этого события вступили в действие новые правовые акты, отныне ограничивающие их власть.

Совершенно определенно в преамбуле Конституции Княжества Лихтенштейн говорится буквально следующее: «Мы, Иоганн II, Божьей милостью суверенный Князь Лихтенштейна, герцог Троппау, граф Ритберг и прочая, и прочая, и прочая, настоящим уведомляем, что Конституция 26 сентября 1862 года изменена нами (выделено мной. — А.В.) с согласия Ландтага».

Еще более красноречива в этом отношении преамбула конституции Княжества Монако: «Считая, что институты Княжества должны быть усовершенствованы, чтобы лучше отвечать потребностям хорошего управления страной, а также удовлетворять новым потребностям, вызванным общественной эволюцией ее населения, мы решили даровать государству новую Конституцию, которая по нашей суверенной воле (выделено мной. — А.В.) отныне будет рассматриваться как основной закон государства и может быть изменена только в предписанном нами порядке». Выходит, не народный суверенитет и не парламент склонили голову монарха под священное ярмо закона, а суверенная воля самого венценосца?!

И уж если мы вспомнили религию, которую тщетно пытались заменить законом, то совсем невозможно обойти вниманием Конституцию Республики Мальта, согласно статье 2 которой государственной религией Мальты является римская католическая апостольская религия. При этом «органы Римской Католической Апостольской Церкви обязаны и имеют право учить, какие принципы справедливы и какие ошибочны».

Как следствие, «религиозное учение Римской католической апостольской веры должно преподаваться во всех государственных школах как часть обязательного образования», что совершенно последовательно — лишь в этом случае власть и народ будут руководствоваться в своих оценках едиными, общими для всех критериями справедливости и блага. Очевидно, по мнению жителей этой страны это никак не препятствует признавать Мальту «демократической республикой, основанной на труде и на уважении к основным правам и свободам личности» (статья 1).

Стало быть, религиозно-духовная составляющая еще не исчерпала себя, и современный человек с такой же надеждой (хотя, быть может, и тайком от всех, стыдливо) просит помощи у Бога и верит в справедливость поступков и замыслов верховной власти, источником которой является Создатель мира?..

V

Человек, как известно, нередко склонен к самообману и легко отбрасывает общеизвестные факты в угоду обманным иллюзиям, рожденным его же собственным сознанием. Как упоительно полагать, будто все несправедливости мира происходят лишь от того, что верховная власть не ограничена государственным законом, и, признавая источником ее власти — Бога, приходится мириться с абсолютизмом одного-единственного лица, а не народа, которому должна при надлежать по природе вещей.

Между тем, давно и не раз предупреждали, что народоправство столь же склонно к деспотизму, как и древние тиранические режимы: «Обладание народом законодательной властью не есть гарантия того, что существует правовой порядок; даже в республиках может существовать самый необузданный деспотизм»50.

Причем, справедливо замечалось, демократический деспотизм — самый ужасный на свете, «не ограничивается одною политической областью; он охватывает все и проникает повсюду», всех заставляя жить по представлениям и формам, которые «народу» кажутся единственно правильными51.