— Сейчас час после полудня, — ответил Эомир. — До наступления ночи третьего дня, считая с нынешнего, мы достигнем Гнезда. Это будет первая ночь после полнолуния, и сбор, который назначил герцог, начнётся на следующий день. Быстрее мы не можем собрать силы Ристании.
Арагорн мгновение молчал.
— Три дня, — пробормотал он, — и сбор Ристании только начнётся. Но я вижу, что теперь это нельзя ускорить.
Он поднял взгляд и, по-видимому, пришёл к какому-то решению: его лицо стало менее озабоченным.
— Тогда с вашего позволения, господин, я и мои родичи должны переменить свои планы. Нам придётся скакать по собственному пути и отныне не тайно. Ибо для меня время скрываться миновало. Я поскачу на восток кратчайшей дорогой и пойду Тропами Мёртвых.
— Тропами Мёртвых! — молвил Теоден и содрогнулся.
— Зачем ты говоришь о них?! — ахнул Эомир, круто обернувшись и уставившись на Арагорна, и Мерри показалось, что лица слышавших их Всадников побледнели при этих словах.
— Если такие тропы действительно существуют, — сказал Теоден, — их ворота в Сироколье, но живой человек не может войти в них.
— Увы! Арагорн, друг мой! — проговорил Эомир. — Я надеялся, что на войну мы поскачем вместе, но если ты ищешь Троп Мёртвых, тогда пришла наша разлука, и вряд ли мы когда-либо вновь встретимся под этим солнцем.
— Тем не менее, я пойду этим путём, — сказал Арагорн. — Но я говорю тебе, Эомир, что мы ещё можем вновь встретиться в битве, даже если между нами встанут все войска Мордора.
— Поступай, как хочешь, мой господин Арагорн, — сказал Теоден. — Быть может, тебе суждено испытать неведомые тропы, которыми другие не смеют идти. Эта разлука огорчает меня и уменьшает мои силы, но сейчас я должен идти горными тропами, не медля долее. Прощай!
— Прощай, господин! — ответил Арагорн. — Скачи навстречу великой славе! Прощай, Мерри! Я оставляю тебя в хороших руках: лучших, чем мы надеялись, когда охотились за орками вплоть до Фангорна. Надеюсь, что Леголас и Гимли продолжат пока охотиться со мной, но мы не забудем тебя.
— До свиданья! — сказал Мерри.
Что ещё добавить, он не знал. Он чувствовал себя очень маленьким и совершенно растерялся и пал духом от всех этих мрачных слов. Больше, чем когда либо, ему не хватало неизменной весёлости Пина. Всадники были готовы, их кони горячились; ему хотелось, чтобы они, наконец, поехали, и всё осталось позади.
Вот Теоден обратился к Эомиру, тот поднял руку, громко крикнул, и по его приказу Всадники тронулись вперёд. Они проскакали через Вал, спустились в Ущелье, а потом, быстро свернув к востоку, поехали по дороге, которая около мили тянулась вдоль подножья холмов, а затем, отклоняясь в южном направлении, уводила в горы и терялась из виду. Арагорн въехал на Вал и, не отрываясь, смотрел, как люди герцога удаляются по Ущелью. Затем он повернулся к Халбараду.
— Там уходят трое, кого я люблю, и самый маленький среди них — не последний, — сказал он. — Он не знает, к какому концу скачет, но если бы знал, всё равно пошёл бы.
— Невелик, но дорогого стоит народ Шира, — отозвался Халбарад. — Мало знают они о наших долгих трудах по охране их рубежей, но я не пеняю на это.
— А теперь судьбы наши сплелись вместе, — добавил Арагорн. — Но, увы! Здесь мы должны расстаться. Ладно, мне нужно немного поесть, а затем нам тоже следует торопиться. Идёмте, Леголас, Гимли! За едой мне надо поговорить с вами.
Они вместе вернулись в Горнбург, однако некоторое время Арагорн молча сидел за столом в зале, а остальные ждали, пока он заговорит.
— Ну же! — не выдержал наконец Леголас. — Выскажись и успокойся, и стряхни тень! Что стряслось с тех пор, как мы вернулись серым утром в это угрюмое место?
— На мою долю выпала схватка отчасти более жестокая, чем битва при Горнбурге, — ответил Арагорн. — Я смотрел в Камень Ортханка, друзья мои.
— Ты смотрел в этот проклятый колдовской камень! — в ужасе возопил ошеломлённый Гимли. — Ты сказал что-нибудь… ему? Даже Гэндальф страшился этого поединка.
— Ты забываешь, с кем говоришь, — промолвил Арагорн строго, и глаза его блеснули. — Что из того, что я мог бы сказать ему, вызывает твой страх? Разве я не провозгласил открыто свой титул перед дверьми Эдораса? Нет, Гимли, — продолжил он мягче, и суровость исчезла с его лица, хотя он выглядел как тот, кто много ночей провёл в бессонной муке. — Нет, друзья мои. Я законный хозяин Камня, и у меня есть и право и сила использовать его, или так я считал. Право несомненно. Силы хватило… едва.
Он глубоко вздохнул.