Властелин Колец

Она помолчала немного, словно разгадывая скрытый смысл его слов, потом внезапно положила свою ладонь на его локоть.

— Вы непреклонны, господин, и решительны, — сказала она, — и этим люди завоёвывают себе славу. — Тут она умолкла, затем продолжила: — Господин, если вы должны идти, позвольте мне следовать за вами. Потому что я устала прятаться в холмах и хочу глянуть в лицо опасности и битве.

— Ваш долг — быть с вашим народом, — ответил он.

— Слишком часто слышу я о долге, — воскликнула она. — Но разве я не из Дома Эорла, дева-воительница, а не безмолочная нянька? Достаточно долго служила я опорой дрожащим ногам. Поскольку они, по всей видимости, не дрожат больше, не могу я разве распоряжаться своей жизнью, как хочу?

— Немногие могут делать это с честью, — ответил он. — Но что до вас, госпожа: разве вы не приняли на себя обязанность руководить народом, пока их господа не вернутся? Если бы не выбрали вас, тогда какой-нибудь маршал или капитан был бы поставлен на то же место, и он не мог бы ускакать прочь от своих обязанностей, устал он или нет.

— Неужели всегда будут выбирать меня? — молвила она горько. — Всегда ли буду я, когда всадники уезжают, оставаться править домом, пока они завоёвывают славу, и готовить пищу и постель, когда они возвращаются?

— Скоро может наступить время, — сказал он, — когда никто не вернётся. Тогда понадобится мужество, не несущее славы, ибо никто не вспомнит о деяниях, совершённых в последней защите ваших домов. Но деяния эти не станут менее доблестными от того, что им не воздадут по заслугам.

И она ответила:

— Вы могли бы сказать проще: ты — женщина, и твоя доля — дом. Но когда мужчины падут в битве и славе, тебя оставят гореть в доме, ибо мужчинам он больше не нужен. Однако я из Дома Эорла, а не женщина из обслуги. Я умею скакать верхом и владеть клинком, и я не боюсь ни боли, ни смерти.

— Чего же вы боитесь, госпожа? — спросил он.

— Клетки, — ответила она. — Оставаться за решёткой, пока привычка и старость не смирят с нею, а все шансы на свершение великих дел будут безвозвратно утрачены вместе с возможностями и желанием.

— И, несмотря на это, вы советуете мне не дерзать идти избранным мною путём потому, что он опасен?

— Как один человек другому, — отозвалась она. — Однако, я ведь не советую вам бежать от опасности, а лишь скакать на битву, где ваш меч может завоевать славу и победу. Я не понимаю, почему высокие и превосходные вещи отбрасываются, как ненужные.

— Как и я, — ответил он. — Поэтому я говорю вам, госпожа: останьтесь! Ибо вам нет дела на юге.

— Как и другим, кто идёт с тобой. Они идут только потому, что не хотят разлучаться с тобой… потому что любят тебя.

С этими словами она повернулась и исчезла в ночи.

Когда на небе уже рассвело, но солнце ещё не поднялось над высокими хребтами на востоке, Арагорн приготовился к отъезду. Его отряд был уже верхом, и он уже собирался вскочить в седло, когда пришла госпожа Эовин пожелать им счастливого пути. Она была одета, как Всадник, и вооружена мечом. В руке она держала чашу, и она поднесла её к губам и отпила немного, желая им быстрой езды, и затем протянула чашу Арагорну, и он выпил её со словами:

— Прощайте, госпожа Ристании! Я пью за счастье вашего Дома, и ваше, и всего вашего народа. Передайте вашему брату: по ту сторону теней мы можем встретиться вновь!

Тут Гимли и Леголасу, которые были рядом, почудилось, что она плачет, что выглядело особенно мучительным в столь строгой и гордой. Но она сказала:

— Арагорн, ты идёшь?

— Иду, — ответил он.

— И ты не позволишь мне скакать с этим отрядом, как я просила?

— Нет, госпожа, — сказал он, — потому что я не могу ответить согласием без разрешения герцога и вашего брата, а они вернутся лишь завтра. Мне же теперь дорог каждый час, поистине каждая минута. Прощай!

Тогда она упала на колени, говоря:

— Умоляю тебя!

— Нет, госпожа, — сказал он и, взяв её за руку, поднял. Потом он поцеловал её руку, и вспрыгнул в седло, и поскакал прочь, и не оглянулся; и только те, кто хорошо знали его и скакали рядом, видели, что он страдает.

А Эовин стояла неподвижно, как каменная статуя, уронив руки, и смотрела им вслед, пока отряд не вошёл в тени чёрной Заповедной горы, Горы Призраков, в который были Двери Мёртвых. Когда они исчезли из виду, Эовин повернулась и, спотыкаясь, как слепая, вернулась в своё жильё. Но никто из её народа не видел этой разлуки, потому что люди спрятались в страхе и не хотели выходить, пока не настанет день и безрассудные чужаки уйдут.

А некоторые говорили:

— Это эльфийские существа. Пусть уходят во тьму, где им и место, и никогда больше не возвращаются. Времена и так достаточно злы.