— В Гондоре и других землях я слыхал много легенд, — ответил Арагорн. — Если бы я не верил предостережениям Келеборна, я бы считал их выдумками, которые часто распространяются среди людей, утративших настоящую мудрость. Я у тебя хотел спросить, что в них правда, а что ложь. Раз даже лесной эльф этого не знает, откуда знать человеку?
— Ты больше путешествовал, чем я, — сказал Леголас. — На моей родине о Фангорне не говорят, только поют несколько песен о здешних жителях, онодримах, которых люди называют энтами. Фангорн — очень древний лес, даже по эльфийским понятиям.
— Да, он ровесник Старого леса за Могильниками, только он гораздо больше. Элронд говорил, что между ними существует какая-то родственная связь; оба они — последние бастионы древнего владычества лесов. В них в Незапамятные времена бродили Перворожденные эльфы, когда людское племя еще спало. Но у Фангорна есть своя тайна, которую я не знаю.
— А я и знать не хочу! — выпалил Гимли. — Кто бы тут ни жил, я никого беспокоить не собираюсь.
Друзья бросили жребий, кому когда стоять на часах. Первая стража выпала Гимли. Арагорн и Леголас сразу легли, только Арагорн, засыпая, напомнил:
— Не забудь, Гимли, что самое опасное — ломать живые ветки с деревьев Фангорна. И не заходи далеко в лес за хворостом, пусть лучше огонь погаснет; если что случится, буди меня.
Спал Арагорн крепко и, похоже, спокойно. Леголас лежал, не шевелясь, сложив красивые руки на груди, но с открытыми глазами: эльфы даже в самом крепком сне остаются настороже, сливаясь с ночью и всеми ее проявлениями. Гимли присел у костра и задумчиво водил пальцами по лезвию топора. Шелестели листья. Больше ничто не нарушало тишину.
Вдруг что-то заставило гнома поднять взгляд. Там, где кончался свет от костра и начинался лесной мрак, стоял, опираясь на палку, старик в широком плаще; низко надвинутая широкополая шляпа закрывала ему глаза. Гимли вскочил. В первый момент он от изумления потерял голос, хотя в голове мелькнула мысль, что их выследил Саруман. От резкого движения гнома проснулись Леголас и Арагорн. Они сели и устремили взгляды в ту же сторону, что и гном.
— Что тебе надо, отец? — спросил Арагорн, вставая. — Может быть, ты замерз, подходи к нам, погрейся у огня.
Он сам шагнул навстречу пришельцу, но старик исчез, будто его и не было. Далеко отходить друзья побоялись. Месяц скрылся, и ночь была черной, как смола.
Вдруг раздался крик Леголаса:
— Кони! Кони!
Коней не было. Они вырвали из земли колья, к которым были привязаны, и ускакали. Ошеломленные новым несчастьем, друзья молча стояли у костра на краю Фангорна. Многие гоны отделяли их от поселений рохирримов, единственных друзей в землях, полных тайн и опасностей. На мгновение им показалось, что издалека, из черного мрака, доносится фырканье и ржанье коней, но потом все стихло, лишь холодный ветер шелестел листьями.
— Значит, кони пропали, — произнес наконец Арагорн. — И мы их ни найти, ни догнать не сможем. Если они сами не вернутся, придется обойтись без них. Мы же вышли в путь пешком, а ноги, к счастью, у нас пока целы.
— Ноги? — переспросил Гимли. — Ноги, может быть, нас понесут, но уж наверняка не накормят.
Он подкинул пару веток в костер и сел возле него, сгорбившись.
— Несколько часов назад ты отказывался сесть на роханского скакуна, — невесело засмеялся Леголас. — А из тебя, наверное, еще получится всадник.
— Теперь вряд ли, — ответил Гимли и, немного помолчав, добавил: — Хотите знать, что я думаю? Мне кажется, что это был Саруман. Помните, Эомер говорил, что он бродит по стране
— Твои слова я, конечно, запомню, — сказал Арагорн. — Но я запомнил и другое: этот старик был не в капюшоне, а в шляпе. Я не сомневаюсь, что ты угадал про опасность: она грозит нам здесь днем и ночью. Но сейчас мы не придумаем ничего лучшего, чем выспаться, пока можно. Иди спать, Гимли, все равно скоро моя очередь сторожить, а я еще подумать хочу, сон пропал.
Ночь тянулась медленно. После Арагорна часовым был Леголас, потом опять Гимли, и так до утра. Ничего нового не случилось, старик больше не появлялся, кони не вернулись.
Глава третья. Урук-хай
Пипину снился мрачный сон с кошмарами. Ему казалось, что он кричит, и его голосок слабым эхом отдается в темном подземелье: «Фродо! Фродо!» Но вместо Фродо к нему со всех сторон протягивают страшные лапы сотни оскаленных орков. Где Мерри?
Он проснулся. Холодный ветер дул ему в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, и небо темнело. Хоббит повернул голову и убедился, что действительность не намного лучше кошмарного сна. Руки и ноги у него были связаны веревкой, причем ноги дважды: у колен и у щиколоток. Рядом лежал бледный Мерри с головой, обмотанной грязной тряпкой. Вокруг сидели и стояли орки, целая банда.