Властелин Колец

Не спеша, спокойным шагом миновали они Анориэн и остановились в Сером Лесу, под Амон Дином. С холмов доносился рокот барабанов, но никого видно не было.

Арагорн велел протрубить в трубы, и герольды прокричали:

— Всем, всем! Возвещаем прибытие Короля Элессара! Отныне Друаданский лес навечно переходит к Ган-бури-Гану и его народу! Теперь никто не имеет права ступать на эту землю без разрешения Лесного Народа!

Барабаны громко загремели — и смолкли.

Через пятнадцать дней пути по зеленым полям Рохана траурный поезд короля Теодена прибыл в Эдорас. Там процессия остановилась. Золотые Палаты были сверху донизу увешаны новыми прекрасными тканями с узором и рисунками и полны света. Пира, подобного тризне по королю Теодену, Палаты не знали с того самого дня, как их построили. На четвертый день роханцы закончили приготовления к похоронам и тело Теодена погребли внутри каменного склепа^{632} вместе с оружием и другими благородными вещами, принадлежавшими ему при жизни. Над склепом, по обычаю, насыпали высокий курган, покрыв его дерном, усеянным белыми цветами «вечно помни». Теперь с восточной стороны Могильного Поля возвышалось восемь курганов.

Всадники Роханской Гвардии на белых конях медленно двинулись вокруг кургана с песней о Теодене, сыне Тенгела, сложенной королевским бардом Глеовином^{633}; это была последняя песня барда — более он уже не слагал песен. Торжественный, тягучий речитатив тронул всех — даже тех, кто не понимал роханского языка. У Рохирримов же глаза горели ярким огнем: им слышались в песне гром копыт несущейся с севера конницы и голос Эорла, перекрывающий шум Битвы при Кэлебранте. А песня все лилась, повествуя о королях Марки, и рог Хельма трубил в Теснине, и вставала над миром Великая Тьма, — но явился король Теоден, и помчался сквозь Тьму навстречу огню, и погиб, осиянный славой, и солнце, которого никто уже не чаял увидеть, вновь поднялось на небо, и над Миндоллуином встала заря.

Сомненья бросив, из бездны мракаОн мчался к солнцу, меч воздымая;Возжег надежду — и пал с надеждой;Поднялся он над судьбой и смертью,Над сном и страхом — для светлой славы!

А Мерри плакал у подножия кургана. Когда же песня смолкла, он встал и воскликнул:

— Король Теоден! Король Теоден! Прощай! Ты был мне все равно что отец, но так недолго! Прощай же!

Погребение закончилось, женский плач стих. Теоден остался один под зеленью кургана, а в Золотых Палатах начался великий пир, и надгробный плач претворился в радость — ибо король Теоден взошел в полноту лет и славно кончил жизнь, не уступив величайшим из своих предков. Когда же, по обычаю Рохирримов, настала пора испить вина в память о королях прошлого — Эовейн, королевна Рохана, сияя золотом солнца и белизной снегов, поднесла Эомеру налитый до краев кубок.

Тогда выступил на середину зала бард, хранитель Роханского Предания, и поименовал пред пирующими всех прежних властителей Марки: Эорла Юного, Брего, строителя Золотых Палат, Алдора^{634}, брата злосчастного Бальдора, Фреа^{635}, Фреавина^{636}, Голдвина^{637} и Деора^{638}, и Грама^{639}, и Хельма

^{640}, того самого, что скрывался в Хельмской Теснине, когда Марка стонала под пятой врага. Эти девятеро Королей лежали под девятью западными курганами, ибо на Хельме прежняя линия прервалась, и Фреалаф^{641}, двоюродный брат Хельма, начал новую. За курганом Фреалафа шли курганы Леофы^{642}, Валды^{643}, Фолки^{644}, Фолквина^{645}, Фенгела^{646}, Тенгела и, наконец, Теодена. Когда бард произнес имя Теодена, Эомер осушил кубок до дна. Тогда Эовейн велела слугам наполнить кубки, и все встали, и выпили вино в честь нового Короля, и воскликнули:

— Да здравствует Эомер, Король Марки!

Когда пир уже близился к концу, Эомер поднялся и проговорил:

— Мы с вами собрались на тризну по королю Теодену. Но прежде чем окончится этот пир, я объявлю вам радостную весть — и знаю, что Теоден не разгневался бы на меня за это, ибо любил сестру мою Эовейн, как собственную дочь. Узнайте же, достойные гости, благородные пришельцы из многих стран Средьземелья, и вы, великие владыки, равных которым Золотые Палаты не видели еще ни разу: Фарамир, Наместник Гондора и князь Итилиэнский, просит у нас руки Эовейн, королевны Рохана, и она дает ему свое согласие. Ныне, пред вашими глазами, они обручатся.

Фарамир и Эовейн встали и подали друг другу руки, и все с радостью осушили кубки за их здоровье.

— Отныне, — воскликнул Эомер, — дружбу между Рохирримами и Гондором скрепят еще одни узы!

— Однако тебя нельзя назвать скупым, Эомер! — молвил Арагорн. — Ты отдаешь Гондору самое прекрасное, что есть у тебя в стране!

Тогда Эовейн посмотрела Арагорну в глаза и молвила:

— Исцелитель мой и Владыка, пожелай мне счастья!

И он ответил: