То, что случилось весной, превзошло самые смелые ожидания Сэма. Саженцы все до единого принялись и пошли в рост, да так быстро, словно в один год хотели вместить все двадцать. А у порога Котомки из зеленой травы поднялось красивое молодое деревце с длинными листьями и серебристой корой. В апреле оно покрылось золотым цветом. Это был самый настоящий маллорн! Чудесному дереву дивились все. Со временем этот маллорн превратился в удивительного красавца и стал знаменит на все Средьземелье. Некоторые отправлялись в далекое путешествие только ради того, чтобы взглянуть на него, — ведь это был единственный маллорн к западу от Гор и к востоку от Моря, и к тому же один из самых красивых в мире!
Вообще говоря, 1420 год в Заселье выдался исключительный. Мало того, что солнечных дней выпало вдоволь, что дождь проливался только в нужное время и шел ровно столько, сколько требовалось, — в самом воздухе, казалось, разлиты были щедрые животворящие силы, и на все месяцы этого необыкновенного года лег отблеск красоты, о какой в землях смертных обычно не имеют и понятия. Все дети, рожденные или зачатые в этот год, — а было их великое множество — росли красивыми и крепкими, а на головенках у большинства из них вились густые золотистые волосы, что вообще-то встречается у хоббитов крайне редко… Урожай собрали преизобильнейший. Юное поколение просто-напросто купалось в клубнике с молоком, а слив съедалось так много, что в траве после набега хоббитят оставались целые груды косточек — ни дать ни взять пирамиды из вражьих черепов. Весь год никто в Заселье не болел, и каждый радовался жизни, как никогда, — кроме тех, на ком лежала забота подстригать траву.
В Южном Пределе виноградные лозы, увешанные гроздьями, чуть ли не лежали на земле, урожай курительного зелья превзошел самые смелые ожидания, амбары ломились от пшеницы, а севернопредельский ячмень так удался, что пиво 1420 года надолго вошло в пословицу. Даже спустя поколение случалось, что какой-нибудь старикан, опрокинув заслуженную кружечку пива, с размаху грохнет ею об стол и довольно крякнет: «Уфф! Доброе пивко! Прямо как в четыреста двадцатом!»
Поначалу Сэм поселился вместе с Фродо у Хижинсов, но как только на Новой Улице закончились работы, переехал к отцу. В добавление к остальным заботам Сэм руководил расчисткой и ремонтом усадьбы Бэггинсов; впрочем, это у него получалось лишь урывками — он часто отсутствовал, разъезжая по всем концам Заселья и навещая посаженные им деревья.
В начале марта он как раз уехал и не знал о болезни Фродо. Тринадцатого марта старый Хижинс нашел хозяина Котомки в постели. Рука Фродо крепко сжимала камень, который обычно висел у него на шее. Фродо не то спал, не то бредил.
— Оно ушло, ушло навсегда, — бормотал он. — Вокруг темно и пусто…
Приступ, однако, миновал, и к возвращению Сэма — вернулся он двадцать пятого марта — Фродо выздоровел. Рассказывать он о своей болезни не стал никому. Надо отметить, что к этому времени работы в Котомке закончились. Мерри с Пиппином перевезли из Крикковой Лощинки мебель и вещи Фродо, и нора стала выглядеть почти как в добрые старые времена. Когда все было готово, Фродо спросил Сэма:
— Ну что, скоро ты ко мне переедешь?
Сэм слегка смутился и не нашелся что ответить.
— Если не хочешь, можешь, конечно, не торопиться, — удивился Фродо. — Но до твоего отца от Котомки рукой подать. Вдова Рамбл{667}
прекрасно могла бы за ним ухаживать…— Я не поэтому, — замялся Сэм, сильно краснея.
— Почему же?
— Все дело в Рози. В Розе Хижинс, — признался Сэм. — Бедняжке совсем не по душе пришлось, что я пропадал столько времени. Я с ней сразу не успел поговорить, и она, конечно, тоже смолчала. А потом я опять с ней не поговорил, потому что навалилась работа и надо было сначала разобраться с делами. Но теперь я улучил минутку и все сказал, а она вдруг и отвечает: «Ты и так уже потратил впустую целый год, куда ж еще тянуть?» — «Впустую? — спрашиваю я. — Не сказал бы». Но я ее понимаю. Я просто надвое разрываюсь, господин Фродо.
— Вот оно что, — понял наконец Фродо. — Ты собираешься жениться, а с другой стороны, и в Котомке пожить не отказался бы. Верно? Но эта задача решается проще простого! Женись как можно скорее — и перебирайся ко мне вместе с Рози. В Котомке даже самому большому семейству тесно не будет!
На том и порешили. Сэм Гэмги женился на Розе Хижинс весной 1420 года (этот год прославился еще и бесчисленным множеством свадеб) и поселился в Котомке вместе с молодой женой. Сэм считал, что ему крупно повезло. Но Фродо понимал, что на самом деле повезло не столько Сэму, сколько ему самому: во всем Заселье не сыскать было хоббита, о котором заботились бы с такой любовью, как о Фродо. Когда работы по восстановлению были расписаны по дням и часам и стали претворяться в жизнь, Фродо зажил тихо и спокойно, без помех продолжая книгу и разбирая записи Бильбо. В День Преполовения, на Свободной Ярмарке, он сложил с себя бремя власти, и старина Уилл Белоног еще семь лет председательствовал на всех засельских торжествах.