Властелин Колец

Так приспело время Войны за Кольцо, о которой говорится во многих летописях. Говорится в них и о том, как открылись Мудрым неожиданные пути к свержению Саурона, и о том, как паче всех чаяний чаемое свершилось. И случилось так, что в черный час поражения Арагорн явился от берегов Моря на поле битвы и развернул над полями Пеленнора знамя, вытканное руками Арвен, и в тот день его впервые приветствовали как Короля. Когда жe отгремели сражения, он получил обратно державу своих отцов, и был коронован короной Гондора, и взял в руку скипетр Арнора; когда же настал первый по низвержении Саурона праздник Преполовения, он сочетался браком с Арвен Ундомиэль, и в городе Королей прошли свадебные торжества.

Так вышло, что Третья Эпоха кончилась победой и новыми надеждами; но печальным было расставание Элронда и Арвен, и скорбь их вплелась в скорби и печали минувшей Эпохи, ибо им предстояла разлука, которой суждено было простереться за пределы мира.

Когда Великое Кольцо было уничтожено и Три Кольца лишились прежней силы, Элронд почувствовал усталость и возжелал покинуть Средьземелье, дабы никогда уже не возвращаться. Арвен же уподобилась смертным женам, хотя и не суждено ей было умереть прежде, нежели она потеряет все, что имела.

Сто и двадцать лет счастливо правила она эльфами и людьми рука об руку с Арагорном, окруженная великой любовью и славой; но вот Арагорн почувствовал приближение старости и понял, что век его, сколь долог он ни был, близится к концу. Тогда Арагорн сказал Арвен:

— О госпожа моя Вечерняя Звезда, прекраснейшая и возлюбленнейшая! Миру, в котором я жил, приходит конец. Ибо мы собрали и расточили, и близится час расплаты.

Арвен знала, о чем он говорит, и давно ожидала этого часа, но все же не смогла превозмочь горя и в скорби вымолвила:

— Ужели ты хочешь раньше срока покинуть народ, живущий словом твоим, о господин мой?

— Нет, о госпожа, — отвечал он. — Ибо, если я не уйду теперь, вскоре мне придется уйти против моей воли. Ты знаешь, что Элдарион, сын наш, стал зрелым мужем и готов принять бремя власти.

И Арагорн отправился в Дом Королей, на Улицу Молчания, и возлег на уготованное ему ложе, и попрощался с Элдарионом, и передал ему в руки крылатую корону Гондора и скипетр Арнора. Когда же свершилось прощание, все, кроме Арвен, покинули его, и она одна осталась стоять у ложа. Мудра и высокородна была Королева Арвен, и все же не сдержалась, чтобы не взмолиться и не попросить Арагорна еще повременить с уходом. Ибо она еще не чувствовала усталости и впервые пригубила горечь смертного жребия, который приняла по собственному выбору.

— О госпожа моя Ундомиэль, — молвил Арагорн, — воистину, тяжек этот час, но судьба наша была предрешена среди белых берез в саду Элронда, где мы встретились с тобою и где не ступает ныне ничья нога. Мы с тобою приняли эту судьбу по доброй воле на холме Керин Амрот, когда отвергли Тьму и Сумерки^{737}

. Размысли, о возлюбленная, и подумай: неужели ты хотела бы, чтобы я дождался дряхлости, чтобы я вынужден был покинуть трон из-за старческого упадка сил, чтобы разум мой притупился? Нет, о госпожа! Я — последний из нуменорцев и последний Король Старших Дней, и мне дарован был не только долгий, в три раза больший, чем у прочих людей Средьземелья, срок жизни, но и право уйти из мира по собственной воле и самому вернуть пожалованный мне дар. Поэтому мое успение совершится сегодня. Я не стану говорить тебе слов утешения, ибо до тех пор, пока мы остаемся в кругах сего мира, утешения нам не дано. Перед тобою последний выбор. Раскайся в своем решении, уйди в Гавань и унеси с собою на Запад память о днях, которые мы провели вместе; память эта будет вечно жива, но останется лишь памятью. Иначе тебе придется смириться и принять Человеческий Жребий.

— О нет, возлюбленный господин мой, — отвечала она. — Выбор сделан давно. Да и нет в Гавани корабля, который отвез бы меня за Море. Я должна принять Человеческий Жребий, хочу я того или нет. Я понесу утрату и низойду в молчание. Но вот что скажу я тебе, о Король нуменорцев: лишь теперь поняла я историю людей и их грехопадения. Я презирала их, считала порочными глупцами^{738}, но теперь, под конец, я жалею их. Ибо если, по слову Элдаров, смерть и впрямь не что иное, как дар Единого племени человеческому, то дар этот полон горечи, и принять его трудно.

— Так может показаться на первый взгляд, — ответствовал Арагорн. — Устоим же в последнем испытании, ибо в прежние времена мы устояли, отвергнув Тьму и соблазны Кольца. Наш уход полон скорби, но нет в нем отчаяния. Ибо мы не навечно привязаны к этому миру, и за его пределами есть нечто большее, чем память^{739}. Прощай же!