Властелин Колец: Две Крепости

Фродо так устал, что не успел проговорить эти слова, как голова его упала на грудь и он уснул. Голлум, казалось, больше не боялся. Он свернулся калачиком и быстро уснул. Его дыхание с тихим хрипом вырывалось сквозь сжатые зубы; лежал он неподвижно, как камень. Через некоторое время, боясь, что он упадет, если и дальше будет прислушиваться к сонному дыханию своих спутников, Сэм встал и тихонько притронулся к Голлуму. Руки Голлума разжались и задергались, но других движений он не делал. Сэм наклонился и у самого его уха произнес: «Рыба». Ответа не было, и даже дыхание Голлума не изменилось.

Сэм почесал в затылке.

— Должно быть, на самом деле спит, — пробормотал он. — И если бы я был подобен Голлуму, он никогда бы не проснулся…

Сэм отогнал мысли о мече и веревке, встал и перешел к своему хозяину.

Когда он проснулся, небо над головой было тусклым, темнее, чем когда они завтракали. Сэм вскочил на ноги. Во многом благодаря сильному чувству голода он понял, что проспал весь день, не менее девяти часов подряд. Фродо спал, лежа на боку. Голлума не было видно. Сэм принялся было вспоминать для себя подходящее словечко из обширного отцовского репертуара, но быстро сообразил, что хозяин его был прав: караулить не было смысла. Оба они остались живы и невредимы.

— Бедняга! — сказал он с сожалением. — Интересно, куда он подевался.

— Недалеко, недалеко! — раздался голос над ним.

Сэм поднял голову и увидел на фоне вечернего неба большую голову и уши Голлума.

— Смеагол голоден, — сказал Голлум. — Он скоро вернется.

— Возвращайся немедленно! — закричал Сэм Голлуму. — Эй! Возвращайся!

От крика Сэма Фродо проснулся и сел, протирая глаза.

— Привет! — сказал он. — Что случилось? И который час?

— Не знаю, — ответил Сэм. — Кажется, солнце только что село. Он ушел. Сказал, что голоден.

— Не беспокойся! — заметил Фродо. — Тут уж ничего не поделаешь. Но он вернется, вот увидишь. Обещание удержит его. И он, во всяком случае, не захочет оставлять свое сокровище.

Фродо обрадовался, узнав, что они несколько часов спали рядом с Голлумом — с очень голодным Голлумом.

— Не думай о прозвищах, которые даст твой Старик, — сказал он. — Ты слишком устал, а обернулось это хорошо: мы оба отдохнули. А ждет нас очень трудная дорога.

— Насчет еды, — заметил Сэм. — Этот путевой хлеб отлично держит на ногах, хотя язык и не радует, если вы меня понимаете. Но есть нужно каждый день, а запасы у нас не растут. Лембаса нам хватит еще недели на три, да и то если затянем пояса потуже. А потом совсем ничего не останется.

— Не знаю, как долго нам придется идти до… до конца, — сказал Фродо. — Слишком мы задержались в холмах. Но, Сэмвайс Гэмджи, мой дорогой хоббит, друг из друзей, мне кажется, что нам не стоит думать о том, что ждет нас впереди. Выполнить нашу задачу — есть ли у нас надежда на это? А если и есть, кто знает, что будет потом? Если мы бросим его в огонь, кто знает, что нас постигнет? Подумай сам, Сэм, понадобится ли нам снова хлеб? По-моему, нет. Единственное, на что еще можно надеяться худо-бедно, — добраться живыми до горы Судьбы. Но боюсь, даже это выше наших сил.

Сэм молча кивнул. Он взял руку хозяина и наклонился над ней, но не поцеловал, хотя на нее упали его слезы. Потом отвернулся, провел рукавом под носом, встал и заходил вокруг, пытаясь насвистывать и с усилием выговорил:

— Где этот проклятый Голлум?

Голлум появился очень скоро. Но он передвигался так тихо, что они ничего не услышали, пока он не встал перед ними. Его пальцы и лицо были вымазаны тиной и грязью. Он что-то жевал, облизываясь. Они не спросили, что он жует, да и не хотели об этом думать.

«Черви, жуки или что-нибудь скользкое из нор, — подумал Сэм. — Брр! Отвратительное существо! Бедняга!»

Голлум ничего им не говорил, пока не напился и не вымылся в ручье. Потом подошел к ним, облизывая губы.

— Теперь лучше, — сказал он. — Вы отдохнули? Готовы идти? Хорошие хоббиты, они прекрасно выспались. Поверили Смеаголу?.. Очень, очень хорошо.

Следующий этап их путешествия очень напоминал предыдущий. Они шли по ущелью, которое становилось все мельче, а склоны его — более пологими. Дно его стало менее каменистым, на нем появилась почва, а его края постепенно превращались в два обычных речных берега. Ущелье начало извиваться. Ночь подходила к концу, но луна и звезды были закрыты облаками, и путники догадывались о приближении дня только по медленно распространявшемуся свету.

В холодный предрассветный час они подошли к концу ручья. Берега его превратились в поросшие мхом возвышения. Ручей журчал у последнего каменистого выступа и терялся в коричневом болоте. Сухие тростники шумели и шуршали, хотя путники и не чувствовали ветра.

С обеих сторон и впереди лежали широкие болота, протянувшиеся на Юг и Восток в тусклом полусвете. Туман поднимался завитками с темных зловонных омутов. Тяжелые испарения висели в воздухе. А очень далеко на Юге виднелась черная стена Мордора, похожая на полосу разорванных туч над туманным морем.