Властелин колец

– О госпожа, мое желание тебе известно. Ты долго хранила у себя то единственное сокровище, коего я взыскую. Но не в твоей власти дать мне его, даже если бы ты того пожелала. Лишь пройдя сквозь тьму, я обрету его.

– Что ж, может, то, что я дам тебе взамен, послужит тебе утешением, — молвила Галадриэль. — Эта вещь была оставлена мне на хранение, дабы я передала ее тебе, если ты пройдешь через нашу землю.

Она взяла с колен крупный прозрачно–зеленый камень, оправленный в серебро[298]. Брошь имела вид орла, распростершего крылья. Галадриэль подняла камень — и он вспыхнул, как луч солнца в свежей листве.

– В свое время я дала этот камень Кэлебриан[299]

, своей дочери, — продолжала Владычица, — а та подарила его своей. Теперь он переходит к тебе как знак и символ надежды. Прими же ныне предреченное тебе имя: Элессар, Эльфийский Камень из рода Элендила!

Арагорн приколол брошь к груди — и всем показалось, что он стал выше и обрел поистине царственное величие. Бремя многолетних трудов и забот, отягощавшее его плечи, бесследно исчезло. Он выпрямился и произнес:

– Благодарю тебя за дары, о Владычица Лориэна, что привела в этот мир Кэлебриан и Арвен Вечернюю Звезду! Может ли быть похвала выше этой?

В ответ Галадриэль наклонила голову и обратилась к Боромиру. Ему она подарила широкий золотой пояс, Мерри и Пиппину — маленькие серебряные пояски с золотыми пряжками в виде цветка, Леголасу вручила лук, какими пользуются Галадримы, — он был длиннее и крепче чернолесских, а тетива его сплетена была из волос эльфов. К луку прилагался полный колчан стрел.

– А для тебя, маленький садовник, любящий деревья, — сказала она Сэму, — у меня совсем крошечный подарок.

Она вложила ему в руку небольшую шкатулку из простого серого дерева, ничем не украшенную, кроме одной–единственной серебряной руны на крышке.

– Это «Г», что означает «Галадриэль», — ответила она на вопрошающий взгляд Сэма. — Но на твоем языке это может значить и другое — например, «грядка» или «гроздь». В этой шкатулке — земля из моего сада, а с ней — самое могущественное благословение, какое может дать Галадриэль. Оно не защитит тебя в пути, не спасет от опасности, но, если ты сохранишь эту землю и вернешься в конце концов домой, она вознаградит тебя за все. Если твой край будет разорен и опустошен — разбросай эту землю у своего дома, и во всем Средьземелье не будет сада, который сравнился бы с твоим! Когда твой сад расцветет, ты вспомнишь Галадриэль, и тебе покажется, что вдали блеснул свет Лориэна, хотя повстречался ты с нами в дни нашей зимы. Весна и лето миновали и не вернутся уже на землю — разве что как воспоминание!

Сэм покраснел до ушей, пробормотал что–то невразумительное и, крепко сжав коробочку, как можно изысканнее поклонился.

– Какого же дара испросит у эльфов гном? — И Галадриэль перевела взгляд на Гимли.

– Никакого, госпожа, — смиренно ответил Гимли. — С меня довольно и того, что я видел Владычицу Галадримов и внимал ее милостивой речи.

– Слышите, эльфы?! — воскликнула Галадриэль, оборачиваясь к своим подданным. — Пусть никто из вас не говорит больше, что гномы алчны и неблагодарны! Но все же, Гимли, сын Глоина, у тебя наверняка есть заветное желание, и, возможно, я могла бы его исполнить. Назови же его! Я не хочу, чтобы ты, один из всех, ушел без подарка!

– У меня нет заветного желания, о Владычица Галадриэль, — молвил Гимли, низко поклонившись, и вдруг запнулся. — Разве что… разве что если бы мне позволено было просить об одной милости — впрочем, просить о ней я не дерзаю, но твоя благосклонность внушает мне отвагу назвать свою просьбу. Так вот, я просил бы о пряди твоих волос[300], что превосходят блеском все золото земли, как свет звезд превосходит сияние гномьих алмазов. Ты сама велела мне назвать свое заветное желание, о Владычица!

Эльфы зашевелились, по их рядам пробежал потрясенный шепот. Кэлеборн глядел на Гимли с удивлением, но Владычица улыбнулась:

– Говорят, у гномов руки золотые, а язык деревянный. Но гном Гимли красноречив! Никто еще не обращался ко мне с просьбой столь дерзкой и вместе с тем столь учтивой! И как я могу отказать, если сама велела ему держать речь? Но скажи мне, что бы ты сделал с таким даром?

– Сохранил бы как сокровище, госпожа, в память о словах, которые ты произнесла при нашей первой встрече, — ответствовал Гимли. — И если когда–нибудь я вернусь в родные кузницы, то заключу твой дар в кристалл, который никто не сможет расколоть, и завещаю своим потомкам в знак вечного обета дружбы между народами Гор и Леса.

Тогда Владычица расплела одну из длинных кос, отрезала три золотых волоска и вложила в руку Гимли, молвив:

– С этим даром прими от меня вот какое слово. Я не предрекаю — предрекать сейчас нет смысла: по одну сторону — тьма, по другую — единственная надежда. Но если надежда наша оправдается, говорю тебе, Гимли, сын Глоина: золото будет само течь тебе в руки, но власти над тобой не возымеет.