Властелин сознания

– Здесь их заливает. Я повыше им сделал нору-то. Вот. Здесь сухо будет им.

Шмели, видимо, уже привыкли к такому обхождению с его стороны, и принимали новый дом хорошо. Некоторые уже сами залетали внутрь.

Так он обходился со всем остальным миром живых существ, обитающих в лесу. Змеи, мыши, совы и ежи, зайцы словно и не замечали его вовсе: сновали под ногами, птицы садились на голову и плечи. Каждый день мы обедали с ним во дворе, летом вынося струганный стол на траву. И каждый день прилетала сорока. Она садилась прямо на стол, выпрашивая кусочек. И дед кормил её. И только когда она норовила залезть в его тарелку, дед Савелий осаживал её негрубым словом.

Так я прожил зиму, лето и следующую зиму. За это время никто из посторонних не появлялся у нашей избушки, хотя до деревни (по моему мнению) было около трёх километров. Зиму мы пережили в достатке, «затарив» осенью погреб запасами доверху.

Наступила весна. Весной Савелий брился, обрастая за лето бородой, как раз к холодам. Зеркал в доме не было, и он брился, глядя в бочку с водой. Мне же было разрешено иметь маленькое зеркальце для этих целей.

Так вот, дед брился, напевая бессмысленную песенку:

– Огнём приро-о-ода обновляется вся-а-а!

Я подошёл к нему.

– Савелий, что это за песня?

Он настоял, чтобы я называл его именно так – Савелий. И добавил: «А ещё лучше – Сава. Краткость – сестра таланта. И ума, да»

Но я остановился на Савелии, не желая называть его этой полутюремной кликухой – он внушал мне какое-то необъяснимое уважение. Просто своим присутствием, даже когда молчал. От него исходила совершенная чистота и какая-то завершённость, что ли. В нём не было ничего лишнего. Нет, я не об одежде говорю.

Он не суетился. Все его движения были точны и совершенны. Его старческая немощь была, пожалуй, некоей маскировкой – так мне казалось. Голос был ясен и чёток, и в его речи не было «паразитов». Мысль всегда выражалась предельно кратко и понятно. Хотя большее время он всё же молчал, да.

Нашим городским политикам следовало поучиться у деда. Уже пора им идти в народ, в лес, пора…

– Это песня одного еврейского мальчика. Он умер потом. На кресте.

Глубина его познаний в истории и квантовой физике постоянно ставила меня в тупик. Я чувствовал себя в таких случаях профаном-студентом у мудрого профессора на экзамене. Он закончил своё бритьё и стал похож на мужчину средних лет. Только грубая рубаха старила его, а джинсы приводили в замешательство.

– Рубаха чистая, и штаны тоже – сказал он.

Все мои мысли были для него открытой книгою, и я начал привыкать к этому. Да и скрывать было нечего. В принципе, мы могли с ним и не разговаривать вовсе – общение без слов было вполне возможным. Он спрятал бритву в сумку, и, кивнув мне, направился к поляне за забором. Я последовал за ним.

Весенние травы уже покрывали тёплую землю. Мы уселись прямо на траву, друг против друга. Запах пьянил голову – после зимы это было особенно приятно. Из всех цветов я знал только одуванчики, хотя были и другие – синенькие, красненькие. Дед словно ждал, когда я надышусь.

– Николай, а ты помнишь, как пришёл сюда? – сказал он.

– Ну да, конечно помню.

Дед сощурился ехидно.

– И как избушка появилась?

Я смутился. По правде говоря, появление избушки я отнёс к временной потере зрения, усталости и проч.

– А она действительно появилась?

Повалившись на траву, Савелий расхохотался. Насмеявшись, он посмотрел на меня. У меня был довольно обиженный вид, и это рассмешило его ещё больше. Наконец, он сел, и, видимо, желая приободрить меня, похлопал по плечу.

Обида проходила. Ободряюще кивнув мне, он вдруг прикоснулся большим пальцем правой руки к моему лбу и быстро провёл ладонью по воздуху, сверху вниз, прямо передо мной.

***

Я огляделся. Деревья, меняя очертания, изменили и своё место. Избушка, стоящая слева от меня, тоже переместилась вправо. Земля, оживая, пошла волнами, наклоняя стволы сосен, разрезаясь на овраги и вздыбливаясь огромными холмами.

Всё пришло в движение. Только сам Савелий оставался на том же месте. Он по-прежнему сидел, скрестив ноги по-турецки.

Мне стало плохо. Горло перехватил спазм, и я почти не дышал. Внезапно вспышка света поглотила всё – поляну, деревья, дом, и самого деда Савелия. Она длилась доли секунды.

Тотчас всё «небо» озарилось ярким сиреневым светом.