Властелин сознания

Я набирался сил и отдыхал целую неделю, а Савелий занимался хозяйством.

Он был доволен, оглядывая меня.

– Ты всё это умел и раньше, только не замечал, не придавал значения. Сейчас ты можешь видеть и слышать, но пока не умеешь действовать. Это ишо всю зиму учить будем.

Я посмотрел в бочку с водой и отшатнулся – густая борода, спутанные волосы и впалые щёки. Горящие безумным огнём глаза.

…В ноябре начались морозы. Я перебрался в избу, и мы начали временами протапливать её на ночь. Первое время я дивился отсутствию бани на хуторе, но Савелий мне объяснил это.

– Нагреть-то воду можно, если хочешь. Но париться я не парюсь, и тебе не совет.

– Почему, Савелий? Ведь париться – полезно!

– Э-э-э, как сказать, да. Ну, конечно, для тела – полезно, согласен. Но вот для головы парная – сущая катастрофа. Когда ты паришься, идёт активное выделение влаги из тела, да. И из головы – тоже. А мозг-то состоит на 90% из воды! И потеря воды для него – беда, ох беда. «Усыхают» мозги-то в парной. И после организм вынужден восстанавливать водный баланс мозга целую неделю, вот. А до той поры человек – дурак дураком. До следующей бани-то. А у нас с тобой мозг – инструмент основной, факт.

Он помолчал, пряча улыбку.

– Нет, если тебе мозги без надобности – парься, сколь хошь.

Как у многих городских жителей, у меня был хронический насморк, кашель курильщика и прочее, и прочее. Савелий вылечил всё это махом. Первое, что он сделал – заставил искупаться меня в роднике.

Озерцо было покрыто тонким слоем льда, ручей вырывался из-под него, порождая иней и новую ледяную корку. Я умоляюще посмотрел на Савелия.

– Давай, давай, ныряй, отрок! – он легонько подтолкнул меня в спину.

Я разделся. Сразу появилось ощущение близости часа смертного. Снег жёг пятки, и стужа мигом скрючила моё тельце. Было градусов восемь мороза – жутко холодно. Я с силой ударил ногой по льду. Панцирь хрустнул, и синяя нога погрузилась в воду.

И тут Савелий саданул меня в спину, и я полетел прямо в озерцо.

Брызги с льдинками фонтаном взлетели на берег. Ужас обуял меня – тысячи игл пронзили плечи, живот, руки. Но вода оказалась тёплая. Вернее, она ощущалась, как тёплая – ноль градусов. На воздухе-то было холоднее.

Продержав в воде пару минут, Савелий погнал меня в избу прямо нагишом.

После нескольких сеансов такой «терапии» я с удивлением обнаружил полное наличие отсутствия какого бы то ни было насморка и кашля. Курить я тоже бросил. Сигарет просто не было, и через два-три дня мучений я забыл про них. Конечно, я понимал, что это просто необходимо сделать – тут слов нет. И поэтому пресекал беспощадно любые поползновения ума, тщательно предавая забвению все воспоминания о табаке.

Турник вошёл в мои повседневные деяния. Поддержание здоровья, по утверждению деда Савелия, было необходимо не для самого здоровья, а для успешного прохождения второго этапа моего обучения – действия.

Мы сидели в избе у Савелия. Надо сказать, что внутри жилище деда оказалось такое же экзотическое, как и снаружи, даже более того. Первое, что бросалось в глаза – это печь. Она стояла не в центре, как обычно, а у стены, и напоминала камин, если бы не узкая топка. Печь была отделана изразцами, что было явно роскошью для такой глуши. Во всю избу на полу лежал ковёр. Я не разбираюсь в коврах, но он создавал впечатление дорогого. Балки перекрытий не были скрыты – они были тщательно обработаны, открывая естественный рисунок дерева. Промежутки между балками были выбелены на совесть. Стены обшиты гладкими досками, так же, как и балки, они были «живыми» – без лака и олифы. На большом, с рамой – крестом, низком окне штор не было. У окна стоял струганный грубый стол, на вид мощный и крепкий, у глухой стены – кровать, тоже «плотная», но из тёмного дерева. Вероятно, и вся остальная мебель тоже была сработана самим дедом – скамья, четыре стула, тумбочка и полка над ней. Большая, до самого потолка, многоуровневая полка была вся сплошь заполнена книгами. Книги – разные, в основном – научные труды по физике, химии, биологии, ботанике, философии, истории, географии. Добрая половина книг – древние, иные на иностранных языках.

И ни одной художественной.

Ещё был сундук и шкаф, кухонный, с посудой и небольшим столом для приготовления пищи. Изба была довольно большая, и вся эта мебель не переполняла её, создавалось ощущение простора. Только одна вещь в избе была совершенно непонятна мне.

Около печи висела железная цепь. Она выходила из круглого отверстия в потолке и уходила в точно такое же отверстие в полу. Дед упрямо молчал в ответ на все мои расспросы о назначении этой цепи.

Жилище людоеда.

Дед Савелий сидел на кровати, поджав под себя ноги. Я расположился прямо на полу, рядом.