Увидев вновь прибывших, и спартанцы, и афиняне заметно приободрились. И те и другие верили, что это их корабли и их люди. И лишь когда Алкивиад развернул свой пурпурный флаг, все стало на свои места. Афиняне, которым приходилось туго, взорвались радостными криками, спартанцы и их союзники стали готовиться к атаке с фланга. Миндар разместил сиракузский контингент слева от себя в самом конце линии своих судов. Алкивиад с кровожадным удовлетворением набросился на них, рассеивая ряды противника и гоня его к берегу. Остальных ждала та же участь. Не имея возможности пробиться к своей базе в Абидосе, они образовали из кораблей нечто вроде барьера, прикрывающего путь к побережью, где сухопутные силы смогут отразить нападение афинян.
Подошли на подмогу и персидские всадники во главе с сатрапом Фарнабазом, бросающимся в глаза своей большой диадемой персидского вельможи. Теперь он собственными глазами наблюдал сомнительные результаты своего участия в морском предприятии спартанцев. Но Фарнабаз был не из тех, кто отступает и сдается даже в самые критические моменты. В героическом порыве он вырвался на своем жеребце вперед, призывая спартанцев и персов последовать за ним и отогнать афинян подальше от берега. Этот маневр – наряду с поднявшимся ветром – отвлек афинян, вовсю крушивших корабли Миндара. Тем не менее им удалось отвести к Сесту не только тридцать триер противника, но и собственные корабли, захваченные спартанцами в начале сражения. Алкивиад вместе с другими стратегами отпраздновал свою вторую победу, на сей раз при Абидосе.
Зиму Алкивиад вместе со спутниками провел, прочесывая Эгейское море на предмет сбора денег и кораблей. К началу весны удалось собрать эскадру из восьмидесяти шести триер, расположив ее у входа в Геллеспонт. Наконец-то благодаря ветрам, рассеявшим спартанские подкрепления, и победе в сражении афиняне стали численно превосходить противника. Вместе с Алкивиадом их силами командовали Фрасибул и Ферамен, молодой стратег, недавно направленный сюда из Афин. Пока все трое составляли план дальнейших действий, пришло сообщение: Миндар и спартанцы захватили город Кизик на южном берегу Мраморного моря.
Афинянам был хорошо известен этот преуспевающий город, издавна находящийся в союзе с Афинами. Расположен он был на узком перешейке, соединяющем побережье Малой Азии с большой каменистой косой, глубоко вдающейся в море. Спартанский флот расположился в Кизикской бухте, замкнутом водном пространстве, ограниченном с суши песчаными склонами перешейка. Алкивиад решил начать с захвата города, а уж потом, лишив спартанцев базы, дать в удобное для афинян время и удобном для них месте морской бой. И далее, когда спартанцы потеряют флот, вернуть себе Византий и Босфор, восстановив, таким образом, контроль над торговыми путями, ведущими из Черного моря в Эгейское.
Главное теперь – скрытность. Узнай Миндар об истинной численности афинской эскадры, его бы ни за что не выманить в открытое море. Вот и стал афинской флот ночным существом, которое днем спит, а передвигается только под покровом темноты. В первую ночь афиняне пошли вверх по Геллеспонту, не видимые для засевших на стенах Абидоса спартанских наблюдателей. На вторую вышли из пролива и двинулись Мраморным морем в сторону острова Проконнес, лежащего к северу от Кизикской бухты. Об этих маневрах противник так ничего и не узнал – афиняне приняли на вооружение действенную тактику Алкивиада, который брал под арест любого незадачливого путника, оказавшегося на свою беду на его пути, – так что, добравшись до цели, они задержали все местные суда в порту Проконнеса. Алкивиад даже велел глашатаю объявить, что всякий, кто попытается перебраться на азиатский материк, будет подвергнут смертной казни.
На третью ночь Алкивиад собрал своих людей и накануне завтрашних испытаний обратился к ним с пылкой речью. Столкнуться предстоит с тем же, что выпало на долю сограждан, остановивших некогда персов в заливе Саламин: бессонная ночь, подготовка, а утром наступление хорошо отдохнувшего противника. Не умолчал Алкивиад и о том, что у афинян нет ни драхмы денег, в то время как спартанцы пользуются безмерной щедростью персидского царя. «И если вы хотите переломить ситуацию, – продолжал Алкивиад, – надо быть готовым справиться с любыми препятствиями: вражеским флотом, воинами, укрепленными городами, военными базами. Вам предстоит биться на море, на суше, на стенах». Другой стратег взывал бы к патриотическим чувствам и благородным побуждениям. Но Алкивиад интуитивно нашел единственно верный тон. Такую речь мог бы произнести вожак пиратов.