Властелины моря

Миссия же философа, как он говорит, заключается в том, чтобы «привести формы жизни в согласие с формами души. Так, фигурально выражаясь, приступая к строительству судна, я, естественно, прикидываю, как наилучшим образом провести корабль по морским просторам существования».

Почему философ никогда не станет во главе демократического государства?

«Истинный рулевой всегда должен учитывать время года, следить за звездным небом, исчислять скорость ветра, вообще заниматься всем, что относится к его ремеслу, – иначе настоящим водителем корабля ему не стать. Никакого искусства или знания, научающего, как правильно держать рулевое весло, с его точки зрения, не существует, и не важно, что об этом думают другие».

Подчеркивая ничтожество системы демократического правления, Платон прибегал к высокой образности государственного корабля. Разве же правильно будет, вопрошал он, даже с точки зрения простой безопасности, если неопытные пассажиры будут иметь равное право голоса с капитаном? И это отнюдь не просто академический вопрос. Когда Платону перевалило за семьдесят, Афины столкнулись с морским штормом, который грозил пробудить самые опасные имперские инстинкты города-государства.

Упадок спартанской мощи одним ударом подорвал сами основы, на которых стоял Второй морской союз. В положении о союзе провозглашалась его цель: защищать города-участники от агрессии Спарты. Теперь Спарта пала. От кого же защищаться? Периклу в свое время удалось сохранить Делосский союз даже после заключения мира с персидским царем. Афиняне нынешнего поколения также решили не искать оправданий: гегемония на море должна быть сохранена, независимо от того, покушается на нее Спарта или нет. К тому же на Эгейском море вовсю пиратствовали фессалийцы и фиванцы, и эти набеги, наносившие немалый ущерб торговле и особенно доставке зерна, служили для Афин лишним аргументом в пользу укрепления союза. При строительстве империи так случается нередко: заклятый враг оборачивается добрым другом.

Союзников по-прежнему преследовал призрак старых имперских Афин – безжалостного, кровожадного грабителя, ведь, несмотря на клятвенное обещание укреплять основы свободы и справедливости, Афины вновь принялись дрейфовать в сторону империи. Презирая устав союза, афиняне, как и в прежние недобрые времена, посылали в некоторые города и на островные территории своих наместников, а иногда и целые военные гарнизоны. Помимо того, испытывая недостаток средств для оплаты морских экспедиций, собрание вынуждало своих стратегов обирать нейтралов и даже союзников. Афины бесцеремонно вмешивались во внутренние дела других государств и все чаще использовали флот для решения задач, не имеющих ничего общего с интересами союза.

Нарастающая волна насилия грозила свести на нет те блага, которые союз все еще приносил своим членам и грекам в целом. Афинский флот был на море чем-то вроде жандарма, он не давал разгуляться пиратам и защищал маленькие города от агрессии со стороны сильных соседей. Афинский морской суд обеспечивал быстрое и справедливое рассмотрение дел всем и каждому. Следует отметить, что осуществлялось все это безвозмездно, оплаты, как в имперские времена, афиняне за свои услуги не требовали.

Для того чтобы Афины имели возможность содержать флот, не прибегая к взиманию дани, один гражданин по имени Периандр предложил осуществить крупную финансовую и административную реформу института триерархов. Он по собственному опыту знал, сколь нелегкое это дело набрать команду и оснастить корабль, он сам командовал на пару с другим гражданином триерой с красноречивым именем «Эгесо» («Руководство»). Согласно этой реформе, образуется группа из не менее чем тысячи двухсот афинян – потенциальных вкладчиков фонда триерархов. Большинство из них и в море никогда не выйдут. Список, составленный Периандром, состоял исключительно из преуспевающих людей и включал даже богатых наследниц. Эти тысяча двести делились на шестьдесят симморий (совкладчиков). Городу идея понравилась, предложение стало законом, и отныне в море выходило шестьдесят судов, по одной триере из каждой симмории.

При всех последующих просчетах афинян немалому научили те беды, которые они навлекли на других, как, впрочем, и собственные несчастья. Нельзя, скажем, даже представить себе, чтобы во времена Платона собрание могло обречь на смерть или на продажу в рабство население целого города, как это случалось при жизни Сократа. Афины проделали большой путь, чтобы избавиться от имперской спеси. По иронии судьбы, этот новый либеральный дух поощрял и бунты, и налеты противников. Союзники не любили афинян, но теперь они и не боялись их.