Влияние морской силы на историю

Бой при Малаге был жесток и продолжался от десяти часов утра до пяти часов пополудни, но результаты его вовсе не были решающими. На следующий день ветер переменился, дав французам наветренное положение; но они не воспользовались этим случаем для атаки, за что их следует порицать, если их заявления о том, что бой накануне окончился скорее в их пользу, справедливы. Рук не мог сражаться: почти половина его флота – двадцать пять кораблей – израсходовала все боеприпасы. Даже в течение самого сражения некоторые из союзных кораблей были отбуксированы в сторону от линии, потому что у них не осталось пороху и снарядов даже на один залп. Без сомнения, это было следствием нападения на Гибралтар, во время которого было сделано пятнадцать тысяч выстрелов, и отсутствия какого-либо порта, который мог бы служить базой снабжения, – недостаток, который приобретение нового владения должно было устранить в будущем. Рук, решившись на атаку Гибралтара, имел в виду ту же самую цель, которая побудила Соединенные Штаты захватить Порт-Рояль в начале гражданской войны и которая заставила герцога Пармского настаивать перед своим королем, чтобы, прежде чем посылать Великую Испанскую Армаду, он захватил Флиссинген на берегу Голландии, – мысль, осуществление которой исключило бы необходимость ужасного и гибельного плавания к северным берегам Англии. Те же самые причины побудили бы, без сомнения, любое государство – в случае серьезных операций против нашего побережья – захватить, как базы для своих флотов, пункты, отдаленные от больших центров и удобные для обороны, вроде бухты Гардинера (Gardiner’s Вау) или Порт-Рояля; учитывая неполноценность нашего флота, они смогли бы удерживать их для своих эскадр и с их помощью.

Рук спокойно отступил в Лиссабон, выгрузив по пути в Гибралтаре ту часть боеприпасов и провианта, которой он мог пожертвовать. Граф Тулузский, вместо того чтобы воспользоваться своей победой, – если это вообще была его победа, – возвратился в Тулон, послав только десять кораблей для поддержки атаки Гибралтара. Все попытки французов отбить последний у новых владельцев его были, однако, тщетны; осадившая его эскадра была полностью уничтожена, а атака с суши обращена в блокаду. «С этим поражением, – говорит один морской офицер, – и началась во французском народе злополучная реакция против флота. Чудеса, совершенные им, его огромные заслуги были забыты. В его ценность уже не верили больше. Армия, находясь в более близком общении с нацией, привлекла на свою сторону все ее расположение, все симпатии. Господствовавшее тогда ошибочное убеждение, что величие или падение Франции зависело от некоторых позиций на Рейне, могло только благоприятствовать распространению этих враждебных идей, которые обусловили силу Англии и нашу слабость»[75]

.

В 1704 г. произошло Бленгеймское (Blenheim) сражение, в котором французские и баварские войска были совершенно разбиты английскими и германскими под предводительством Мальборо и принца Евгения. Результатом этого сражения было то, что Бавария отложилась от союза с Францией и Германия сделалась второстепенным театром всеобщей войны, которая велась после того главным образом в Нидерландах, в Италии и на полуострове.

В 1705 г. союзники двинулись против Филиппа V двумя путями – из Лиссабона на Мадрид и через Барселону. Первая атака, хотя и имевшая морскую базу, была главным образом сухопутной и окончилась безрезультатно. Испанский народ в этой области неоспоримо доказал, что он не встретит гостеприимно короля, возведенного на трон иностранными державами. Совершенно иначе обстояло дело в Каталонии. Карл III лично явился туда с союзными флотами. Численно меньший французский флот остался в порту. Французская армия также не появилась. Союзные войска обложили город с помощью трех тысяч матросов и поддерживаемые постоянным потоком продовольствия и боеприпасов с флота, который был для них одновременно и базой снабжения и коммуникационной линией. Барселона сдалась 9 октября; вся Каталония приветствовала Карла, и когда это движение в его пользу распространилось на Арагон и Валенсию, то и столица последней провинции высказалась за Карла.