Вместе

– Двести двадцать восемь. Я проверяла. И очень многие производители изготавливают просто ужасную горчицу. Но даже если горчица хорошая, большая ее часть так и остается нераспроданной. Обычно все происходит так: основывается компания, выпускает свою горчицу, пытается ее распродать, а остатки отправляет в отходы. Общий объем отходов только в этой отрасли просто вообразить страшно, он в голове не укладывается. А теперь представь себе ситуацию с одеждой. Завтра какой-нибудь дизайнер придумает новую модель рубашки, и она будет ужасна. Но и он сам, и производитель уверены, что рубашка прекрасна, потому выпустят полмиллиона штук, которые никто не купит и которые опять же отправятся в отходы.

– Мне кажется, мы делаем очень многое для того, чтобы такого не происходило, – возразила Мэй. – Мы отбиваем у людей охоту к приобретению плохих товаров.

– Да, но что, если бы такие вещи вообще не появлялись на свет? На миллионы вещей каждый день тратятся драгоценные ресурсы лишь для того, чтобы их потом выбросили.

– Ты была в “Мыслях Вместо Вещей”, – заметила Мэй.

– Была. И сожгла кучу ненужных предметов. Уже что-то. Но это делается уже после того, как их произвели. А ведь большинства этих вещей просто не должно было существовать. Что, если мы станем контролировать производство и спрос с хирургической точностью и изготавливать только то, что, как нам заранее известно, будет востребовано и использовано? Что, если мы сможем включить потребителя в процесс решения, что нужно и что не нужно производить?

– Опросы?

– Не только опросы. Ой, смотри, орел. – Дилейни показала на силуэт в небе.

Мэй проследила за полетом птицы и снова повернулась к Дилейни.

– Дальше, – потребовала она.

– Прежде чем производитель выпустит горчицу, мы протестируем ее. С помощью “Консенсуса”, например. Мы спросим людей: нужна ли вам новая горчица с тем же вкусом, но под новым названием? Люди ответят “нет”, и мы сообщим производителю, что не будем ее рекламировать, перевозить и продавать. Или мы обнаружим, что она не соответствует нашим экологическим стандартам или еще чему-нибудь, и производитель оставит эту затею.

– Почему?

– Потому что мы контролируем 82 % онлайн-торговли, что составляет 71 % всего потребления. Если мы остановим производителя, ресурсы не будут истрачены впустую. Все заводы, все ингредиенты, все специи, все консерванты, которые нужны для изготовления этой горчицы, и все стекло и картон для ее упаковки, и все ящики и поддоны, все грузовики, бензин и дороги для ее транспортировки – все, что пришлось бы потратить на неудачный продукт, не будет использовано, а у людей будет одним ненужным выбором меньше.

– Значит, решаем мы, – подытожила Мэй.

– Да, – кивнула Дилейни, – и мы же стоим на страже. Как охранники у ворот “Вместе”, которые не пропускают в кампус идиотские подарочные корзинки. Тот же принцип. Бесполезные вещи не смогут обойти наш дозор, и очень скоро станет бессмысленно их производить.

– И что же тогда будет производиться?

– Только то, что людям нужно. То есть останется меньше вариантов. Возьмем эти три вида горчицы. Мы одобрим все три, они будут соответствовать нашим экологическим стандартам, а мы поможем потребителям выбрать правильный. Меньше возможностей. Меньше ошибок. Все рады.

– Ты это прямо сейчас придумала?

– В общем, да, – ответила Дилейни.

Прошло несколько долгих секунд. Дилейни думала, что у Мэй может быть с собой блокнот и ручка, но ничего такого не оказалось.

– Мы можем положить конец всему, что нам не нравится, – наконец сказала Мэй.

– Именно. Вот еще такой пример – вино. В США двенадцать тысяч виноделен. Вместе они производят около сотни тысяч наименований вин. Согласись, это слишком.

– У меня голова начинает гудеть от одной мысли о таком множестве вариантов, – сказала Мэй.

– Значит, надо сократить большую часть. Тем более я уверена, что в основном это вино невозможно пить.

– Производители нас убьют, – сказала Мэй. – Будет как с туриндустрией. Авиакомпании не прыгают от радости.

– Наоборот! – возразила Дилейни. – Они нас полюбят. По крайней мере, те, кого мы выберем. Если останется только три вида горчицы, а спрос будет стабильным, то у производителей будет предсказуемый доход и цены упадут. Ты соглашаешься покупать одну банку горчицы в месяц, и цена оказывается вполовину меньше, чем сегодня.

– Подожди. Это почему?

– Потому что производителям больше не придется закладывать в цену стоимость излишков. Представь себе что-нибудь еще более регулярное. Завтрак. У потребителя есть дети, и эти дети в девяноста процентах случаев едят только два вида каши. Сейчас родители вынуждены платить розничному продавцу за две коробки каждую неделю. Но больше никто не будет платить так называемую розничную цену.

– Я всегда это говорила, – вздохнула Мэй, – но они все равно продолжают это делать.