Читаем Вне времени и пространства полностью

Но однажды вспомнишь ты Удачу,

Что случайно выпала тебе.


* * *


Если будешь каждый день

Делать одно Дело,

Навсегда поборешь лень.

Начинай же смело!


* * *


Дело мастера боится?

Мастер дела не боится?

Мастер учится на деле

Долго, долго. В самом деле.

Помним


Границы закрыты. И вьюга

Дороги к друзьям замела,

Но помним ещё мы друг друга,

И память о дружбе светла.


Ведь мы никому не обуза,

Мы братских народов семья.

На страшных руинах Союза,

Мы помним друг друга, друзья.

В марте


Над встревоженной степью и лесом

То ли дым, то ли птицы летят.

Падший ангел парит вместе с бесом?

Может, рай, может ад посетят?


Кто их знает? Какие дороги

Вдруг сольются в неведомый путь?

Может счастье дошло до порога

Иль беда к нам спешит завернуть?


Кто в азарте, на старте, на карте?

Кто сумеет создать благодать?

Подожди! Вновь весна. Лучше в марте

Ни о ком, ни о чём не гадать…

В райцентре


На улице райцентра, у раймага

Старик читает серую газету.

Он нищ и пьян. И буквы на бумаге

Ведут его, дрожа, по белу свету.


Но видит он за каждым словом – слово,

(Быть может там решение Совета),

Он сохранит газету внукам снова…

Не зная, что им не нужна газета.


Они давно в пучинах интернета,

Им гаджеты, конечно, лучше книги,

Им гаже гадов Думы и Советы,

Политика и прочие интриги…


Они живут давно за океаном,

Богаче, может, нашего района,

И утешают плоть Аристофаном,

Переходя на Публия Назона…


Но дед им отправляет бандероли,

Исправно шлёт районные газеты.

И в письмах говорит о Мотороле,

А также о решениях Совета…

По весне


На реке помертвел уже лёд,

Он не зимний теперь, ноздреватый.

Человек собирался в поход,

Но теперь не пойдёт, виноватый.


Знает он, что чревато теперь…

Лучше гор – только кресло с диваном.

И закрытая плотная дверь,

Монитор с недобитым романом,


Где себе и другим на беду

Человек переносит поклажу:

Он по тонкому, тонкому льду

Каждый день тащит вздор или лажу.


Разве лёд может треснуть слегка?

Может был перегружен поклажей.

Только вынесла летом река

Его труп с ноутбуком и лажей.

Семя упавшего древа


Какие отмерены вёрсты,

Чтоб здесь утвердить рубежи.

Бурятские сопки, как сёстры,

Где русские были мужи.


Какие звучали наречья

Под небом родимой земли,

Исчезнув в туманах Трехречья,

На сопках маньчжурских вдали.


Как будто бы всеми заклятый,

Ведь с прошлым разорвана связь,

Стоит, накренясь, Абагайтуй,

Разора и срама стыдясь…


Стоят мои сёла, стыдливо,

Униженно, взгляд отводя.

Кто может, живите счастливо.

А я не могу. Мне нельзя…


И слышу такие напевы,

Такую знакомую речь.

Я – семя упавшего древа,

Сумевший всё древо сберечь.

Братья


Эти братья – ватники, укропы,

Поминая часто свою мать,

Для  чужой Америки, Европы

Мать свою готовы разорвать.

Приметы возраста


Вот и радикалы стали есть консервы:

Хоть и консерватор – всё-таки живой.

Бережет умишко, ещё пуще – нервы.

А какой при этом секс или запой?


По больничной склянке жизнь мочи и кала,

Кажется, что следом вытекут мозги.

Как в консервной банке сердце радикала,

Позади завалы, впереди – ни зги.


Может, это лучше – не едят друг друга,

Поедают фрукты, стерегут недуг?

Что-то стало грустно, будто от испуга

Съёжилась планета, предал лучший друг.

На Лысой Горе

Стихи о горящем Забайкалье


Со всех сторон планета облысела,

Тайга сгорела – больше нет тайги.

А мы живём у самого предела,

Где неизвестно слово «Сбереги!»


Пылает жизнь одним большим пожаром.

Над нами гауляйтеры Земли.

Им всё досталось запросто и даром,

Выходит, мы планету про..ли?


О чём расскажут завтра наши дети?

Каких вождей мы выбрали вчера!

Одни кресты на выжженной планете,

А вся планета – Лысая гора…

Буран 17 апреля 2017 года


Белым-бело! И в белом урагане

Исчезли небо, люди и село.

Стою один в клубящемся тумане

И думаю: «О, как нам повезло!»


Ликуй буран! И разгоняй печали,

Взлетай и падай снегом и дождём.

О, как давно мы бурю ожидали!

Ведь, погибая, бурю мы зовём…


И оживаем с волею природы,

Когда нас небо вновь благословит,

И обновляет земли и народы,

И Пушкин «Буря мглою…» говорит.


Ликуй душа сливаясь с ураганом,

Поэзией тригорских и тархан

И буйной пляской белого шамана,

И божества языческих славян…

Писателю


Мой товарищ, не стой на перроне:

Больше нет для тебя поездов,

И холёный, в купейном вагоне

О стране не напишешь стихов…


Как же ты заработал известность,

Проискав по теченью исток?

А состав, сотрясая окрестность,

Мчится с лесом твоим на восток.

Чиновник на родине


Он вспоминает родину и едет

Повдоль крапивы, по большой стране.

Как дед его когда-то на «Победе»,

С шофёром личным, ездил по стерне.


«Крузак» качнёт, и он уходит в грёзы:

Простор, мечты и пьяная слеза…

Так дед его осматривал колхозы,

И не смотрел в крестьянские глаза.


Нет деревень, и только на пригорках

Погосты всех встречают и молчат.

И с карточек, как будто на подпорках,

Проезжих провожая, вслед глядят


Старинные, безропотные лица…

(Плывёт «крузак» и давит саранчу).

На кладбище он может прослезиться,

А может быть и выдавит мочу.

Субботний дождь


Субботний дождь внезапный и нежданный,

Начал с грозы, но плавно перешёл

В шумящий, моросящий и – желанный

Поток воды вдоль улиц бывших сёл.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Поэты 1880–1890-х годов
Поэты 1880–1890-х годов

Настоящий сборник объединяет ряд малоизученных поэтических имен конца XIX века. В их числе: А. Голенищев-Кутузов, С. Андреевский, Д. Цертелев, К. Льдов, М. Лохвицкая, Н. Минский, Д. Шестаков, А. Коринфский, П. Бутурлин, А. Будищев и др. Их произведения не собирались воедино и не входили в отдельные книги Большой серии. Между тем без творчества этих писателей невозможно представить один из наиболее сложных периодов в истории русской поэзии.Вступительная статья к сборнику и биографические справки, предпосланные подборкам произведений каждого поэта, дают широкое представление о литературных течениях последней трети XIX века и о разнообразных литературных судьбах русских поэтов того времени.

Александр Митрофанович Федоров , Аполлон Аполлонович Коринфский , Даниил Максимович Ратгауз , Дмитрий Николаевич Цертелев , Поликсена Соловьева

Поэзия / Стихи и поэзия