Читаем Вне времени и пространства полностью

Простор парит в клубящемся тумане,

Здесь раньше зрел и колосился злак…

Беззубый бомж шатается в бурьяне,

Смеясь дождю, вскрывает «Doshirak».


Он ничего не помнит, кроме зноя,

Пожарищ и скелетов тополей.

А дождь стучит по толще перегноя

Необозримых пастбищ и полей…

Гений в старости


Всё под себя, к себе. И безвозвратно,

Единственный, идущий лишь к себе.

Невнятный, непонятный. Но превратно

Не толковал он в книгах о судьбе:


Всё было зримо, ясно изначально.

Вокруг него блуждали существа

И познавали радостно, печально

Таинственные звуки естества…


Он изрекал себе и утверждался,

Рассеяв тьму, в ужасной правоте.

А рядом мир трудился и старался

Хотя бы луч увидеть в темноте


Бездонной мглы. И житель этой бездны,

Он понимал безвыходную жуть,

Где бесполезно всё и безвозмездно,

А потому бессмыслен всякий путь.


Теперь, забыв жюри, шорты и лонги

И никого, никак не возлюбя,

Устроившись в уютнейшем шезлонге,

Подстраивает вечность под себя.

Натура


Не жил он в сытости и благе -

Во мраке голода, нужды.

Когда о чести и отваге,

Он будет думать в час беды?


В его природе беспокойство

За хлеб и место на земле.

А честь, отвагу и геройство

Ему придумали в Кремле…

Игра в старателей (блокчейн)


Что нашли в этой жизни, живя невнимательно? Но откуда внимание, где понимание, если мыслей и чувств избегаем старательно? Вместо записи в нас происходит стирание…


Так откуда же быть в нас мечтам, представлениям? Только смутные думы, инстинкты, желания. Ничего не оставив другим поколениям, поколенья уходят, но просят внимания.


Обращённые в прошлое, где всё неизменчиво, продвигаясь вперёд, мы играем в старателей. Но внимание в прошлом, (там всё неизменчиво!).  А в сегодняшнем слушаем речи предателей…

В преддверии 2018 года


Ничего нам теперь не узнать –

Раз затеяны старые смуты.

То ли выпадет снова страдать,

То ли – воля от новой валюты?


Где, какого узрели врага?

Почему снова мир беспокоен?

То ли Путин свернёт всем рога?

То ли всех забодает биткоин?

Раны


Война всех била и кромсала,

Что трудно целое узнать.

Но раны мы не заживляли,

А продолжали растравлять.


И продолжаем. Вражьи страны

Живут, так мы не оживём.

Ведь растравив свои же раны,

Сойдём с ума, потом умрём…

Полёт


Снова бьют! И снова невесомый,

Не могу понять я ничего.

Снова мир какой-то незнакомый,

Снова я – другое существо.


Жизнь в тяжёлых берцах на планете

Строит технологии, хай-тек,

Виртуальный бустер в интернете,

Нереальный долг всех ипотек.


Нет у показателей значений,

Бесполезна очередь к врачу.

Но от всех ударов и падений

Снова в невесомости лечу…


Ангел мой, бескрылый и крылатый,

Раненый и плакавший навзрыд.

Ангел мой, ни в чём не виноватый,

Никого, ни в чём не обвинит…

В Каннах


Что нам делать сейчас: изменять ли привычки

В соответствии с новым решеньем вождя?

Или снова идти в передел и отмычки

Да волыны готовить, подспорья не ждя?


Но столетьями чистят с успехом планету

Ганнибала сменяет другой Ганнибал,

Снова в Канны сзывают рекламы, газеты.

Там потоки валюты, там лютый обвал


Человеческих судеб, играющих в жмурки,

Где кричат ассистенты латентных ослов,

Зазывая всех к урнам. Но только придурки

Добровольно спешат. И не надо им слов.


Что нам делать теперь, залезать ли в подполье

И крепчайший оттуда достать самогон?

Ах, какое теперь растечётся раздолье,

После всех этих урн и согласья сторон?

В глуши


Я забыл размер стихотворенья…

Что я вру! Не помнил никогда.

Просто пел. И это моё пенье

Украшало все мои года.


Просто пел! Но поздно или рано,

Находил легко волшебный строй,

Как не ищут клавишу баяна

Как смычок согласен со струной.


А сейчас какие оправданья?

Лишь рубцы израненной души

Заболят от чудного звучанья

Голоса поэзии в глуши…

Красная птица


Улетишь, улетела и снова вернёшься?

Всё стучишь в моей клетке грудной,

Птица красная, снова и снова ты рвёшься

И не хочешь остаться со мной.


Что нам делать в ночи? Или степью морозной

Сиротливо пройти до холма.

И смотреть, ожидая как Млечный и звёздный

Тоже взглянут на нас. Так с ума


Много раз я сходил. Как теперь возвратиться?

Остаётся одно нам с тобой,

Улететь в небеса, моя красная птица,

Раз не хочешь остаться со мной…

В горах


На стыке гор, на стыке впадин,

У не кочующих границ,

Плоды крупнее виноградин

Рельефней лепка разных лиц.


Здесь воля больше, чем свобода,

Здесь лёд и пламень во плоти,

Такая мощь в чертах природы,

Что Бог здесь замер на пути…

Челноки и кэмэлы


Родина! Мы едем за границу –

В многолюдный, солнечный, Китай,

Водку пить, работать, кушать пиццу,

Всякому отстёгивать на «чай».


Нашим детям будет незнакомо:

Челноки, баулы. Что ещё?

Потому и едем мы из дома,

Чтобы дома было хорошо.

Петухи на полихлорвиниле


Тяжела ли шапка Мономаха, и достиг ли цели Герострат?

Если руки задрожат от страха, семени скорее «Свят, свят, свят!»

Ночью собирается охрана в  заведеньях разных ночевать.

Петухи, проснувшиеся рано, не дают охранникам поспать.


Хорошо, что двери закрывают, хорошо, что есть у них ключи.

Очень ритуально досыпают, зомби с наркоманами в ночи.

Полстраны из стали и бетона накрывает полихлорвинил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Поэты 1880–1890-х годов
Поэты 1880–1890-х годов

Настоящий сборник объединяет ряд малоизученных поэтических имен конца XIX века. В их числе: А. Голенищев-Кутузов, С. Андреевский, Д. Цертелев, К. Льдов, М. Лохвицкая, Н. Минский, Д. Шестаков, А. Коринфский, П. Бутурлин, А. Будищев и др. Их произведения не собирались воедино и не входили в отдельные книги Большой серии. Между тем без творчества этих писателей невозможно представить один из наиболее сложных периодов в истории русской поэзии.Вступительная статья к сборнику и биографические справки, предпосланные подборкам произведений каждого поэта, дают широкое представление о литературных течениях последней трети XIX века и о разнообразных литературных судьбах русских поэтов того времени.

Александр Митрофанович Федоров , Аполлон Аполлонович Коринфский , Даниил Максимович Ратгауз , Дмитрий Николаевич Цертелев , Поликсена Соловьева

Поэзия / Стихи и поэзия