Вне времени и пространства

Униформы, бутсы и жетоны… Кто, кого закрыл и защитил?

Пропускают в залы секьюрити, не проскочит мимо даже мент,

Дети знают слово «извините», это слово знает президент.

Напиши на полихлорвиниле яркие и сочные стихи…

В Африке есть чёрные гориллы, красные – в России петухи.

Мальчики, играющие в траве

Белый Пушкин по небу плывёт. Высоко плывёт над ковылями.

Вот он не вписался в поворот, и поплыл с другими облаками.

Мальчики и кони в ковылях, а над ними – лица, бакенбарды.

Плавно проплывают в облаках то ли Пушкин, то ли Леонардо.

Мальчики лежат в густой траве. А в траве зелёный человечек

Думает о странном существе, не кузнец – рифмованный кузнечик.

Кто рихтует эти существа, кто рисует странные портреты?

У коня большая голова… Кто бы дал советы и ответы…

Пушкин. Лукоморье. Умный кот. Ожиданье радостного фарса.

Пушкин не вписался в поворот. Будем ждать Чуковского и Хармса.

Будет там весёлый старичок надрывать животик свой от смеха,

И плясать жучок и паучок… Вот какая вышла здесь потеха!

Кнопки в головах

Мы заложники времени этих вождей.

А зачем ложным людям часы?

Безымянное тело без всяких идей

У запретной лежит полосы….

Чем ты дышишь живой, безответный чувак,

И бормочешь о чём на часах?

Ты поставлен как самый последний дурак,

Там, где кнопки у всех в головах.

Там и «Выкл», и «Вкл» – там путь и расклад:

Подойдут и нажмут. И пойдёшь.

Ничего своего! Голосуешь и рад,

Что нажмут твою кнопку, как вошь…

Не гляди, не гляди на меня патриот,

Я не тот, кто тебя обучал,

Точно зная, что он эти кнопки нажмёт.

Ты не ври, что об этом не знал.

Солнце мая

Говорят на дворе уже май,

В рубашонках бегут ребятишки.

Выходи, мой ровесник, встречай

Солнце мая, берись за делишки.

Что за сила пригнула тебя,

И закрыла от солнца и мая?

И сидишь, никого не любя,

И себя обмануть не желая…

Ну вставай же, себя обмани,

И скажи, что ты молод и весел,

Не храни в себе грусть, не храни.

Ах, зачем ты свой мир занавесил?

О точности и поэтах

Известно: всё пройдёт на белом свете,

И радостно при этом сознавать:

Теперь поэтов больше, чем поэтов

Нам незачем и некогда читать!

И незачем учиться ахинее

И некогда талдычить ерунду,

О том, что лучше, точно и вернее,

И как точнее вычислить беду…

Опять

Кому-то вдруг откроется сезам,

Другой курок взведёт у изголовья.

Опять земля взывает небесам,

Бесплодная от солнца и злословья.

Опять с дождём смешался горький дым

– примета наступающего лета.

Люби! И оставайся молодым.

Всё остальное – скучная примета.

Серотонин

Прижился червь. И где-то в сердцевине

Грызёт тебя в пылу административном.

И жизнь теперь в пыли и паутине.

Спасение твоё – в серотонине.

Не думай никогда о пиздапротивном!

Засуха

Ожившими агатами покрыта,

Белеет степь кристаллами давно.

Остаток океана неолита

Зной испаряет, обнажая дно.

Сухую чашу неба опрокинув,

Двадцатый год ласкает суховей

Обветренные скулы боржигинов.

В горах Хэнтэя не было дождей…

Замолкли в небе птичьи переливы,

И русло превращается в овраг,

И, осыпаясь, рушатся обрывы,

Сама земля, как дремлющий очаг

Неумолимо тлеет под ногами,

Пожухнув, завивается трава.

Невыносимо стать в степи врагами,

Не лопнет лук – порвётся тетива.

Белеет даль, дымясь под небесами.

Неясный гул, как память о воде.

Сверкая, оживают знойно камни,

И умирают вести о вражде.

Но где-то есть цветущие равнины

Обилие травы для лошадей.

Сбираются в походы боржигины.

В горах Хэнтэя не было дождей…

Память

Живя в суровом Забайкалье,

Забудь о выгоде своей,

Тут даль сменяется за далью

Тайги туманной и степей…

И не ищи здесь виноватых,

Здесь каждый в чём-то виноват,

Здесь русский знает о бурятах,

И знает русских здесь бурят.

Скрипка

Бей морская и белая пена

О неровный и серый гранит.

Я сбежал из жестокого плена,

Где монгольская сабля звенит

Рассекая испуганный шепот

Над большим колесом от арбы.

День и ночь не смолкает там топот,

День и ночь прибывают рабы.

Там грустит о потерянном друге

После битвы кровавой монгол.

Конский волос натянутый туго,

Чёрный ворон, парящий орёл…

И протяжно-печальные звуки

Заставляют забыть о себе.

Отчего за страданья и муки

Всякий раб благодарен судьбе?

Пусть крепки генуэзские стены,

Но мотив и грустит, и звенит:

Конский волос, смычок, звуки плена,

После боя мужчина грустит…

Старик

О чём шумит в ночи листва, и растревожена берёза?

Как будто смутная молва и непонятная угроза,

Качнув латунную луну и с блеском гнущиеся травы,

Пригнали первую волну ещё не вздыбившейся лавы.

Далёкий отблеск говорит о чем-то жутком, небывалом,

Упал ли там метеорит и что на нас несётся валом?

О чём грустишь в степи, старик, вторую пьянствуя неделю?

Себя сбивая с панталык, бредя в горячке по тоннелю,

В конце которого лучи бьют по мозгам внезапной вспышкой

И сразу рой – хрычи, сычи летят, у каждого подмышкой

Компьютер или ноутбук, откуда лезут файлы, папки…

Но вот сегодня странный звук и голос умершей прабабки

Услышал ты и увидал людей в пустынной галерее,

И видишь вновь девятый вал, себя, плывущего на рее.

Ты был ведь некогда таким! Стихия буйствует стихами!

Ты там и умер молодым, но встретил старость с дураками.

Об авторе: