Предполагалось, что А. Л. Ордин-Нащокин может вступить с уже приехавшими комиссарами в переговоры о мире еще до приезда главных представителей русской стороны, но комиссары на это не согласились[150]
. Всё же определенные беседы с комиссарами у русского представителя состоялись. На беседе, имевшей место 16 апреля, комиссары затронули два вопроса, имевших серьезное значение для русской стороны. Комиссары выражали желание «роздирание бы междо Восточные церкви и Западные утишить и умирить». Они подчеркивали, что «каталицкая вера ближ всех вер к греческому закону», и более того, ожидали в случае соединения церквей «обнадеживания и помочи с вашие стороны», чтобы в Речи Посполитой «ариан, люторов и калвинов не было»[151]. Хотя А. Л. Ордин-Нащокин дипломатично ответил, что после заключения между государствами вечного мира «можно всякое благоустроение творить»[152], ясно, что при изложенных выше взглядах Алексея Михайловича на отношения между католическим и православным вероисповеданиями трудно было бы ожидать от него благосклонного отношения к идее соединения церквей.Существенно иначе обстояло дело с другим затронутым в беседе вопросом. Комиссары, говоря о войне между Османской империей и Габсбургами и о том, что христианские государи уже «ратми» помогают «цесарю против турка», выражали надежду, что после заключения мира государи «всеми силами пойдут… против Турка». По их мнению, к союзникам тогда присоединится и крымский хан, «чтоб ему от Турка быть свободну». «А имеем, – говорили комиссары, – крепкую надежду, что нашим государством даст Бог от бусурман прибыли бес крови и без меча»[153]
, т. е., оказавшись перед лицом объединившихся христианских государств, султан будет вынужден без войны пойти на уступки. Очевидна близость этих высказываний к тому, что писал на эту тему А. Л. Ордин-Нащокин в своих записках. И такие высказывания были не единичны. Даже во время похода Яна Казимира в феврале 1664 г. литовский канцлер К. Пац говорил русскому гонцу Кириллу Шубину: «Как великие государи наши християнские склонятца к покою, и те, де, все мечи оборотим на бусурман»[154]. Все это свидетельствовало, что определенная почва для переговоров о союзе имеется, и, вероятно, вызвало надежды на благоприятный исход переговоров.Главные представители русской стороны, ближайшие советники царя бояре кн. Н. И. Одоевский и кн. Ю. А. Долгорукий, приехали в Смоленск в конце мая 1664 г.[155]
, и в июне начались переговоры русской и польско-литовской делегаций. Ход переговоров, происходивших в селе Дуровичи, обстоятельно рассмотрен в книге 3. Вуйцика, посвященной предыстории заключения Андрусовского договора. Исследователь использовал и польские, и русские записи переговоров, а также письма комиссаров различным лицам и их переписку с Яном Казимиром и коронным канцлером М. Пражмовским, однако переписка великих послов с царем и военачальниками была ему известна лишь в пересказе СМ. Соловьева, который ввиду обобщающего характера своего труда использовал в нем лишь некоторые наиболее важные с его точки зрения документы. Между тем только полное использование этих материалов дает возможность установить, как, под воздействием каких факторов вырабатывалась, а затем изменялась позиция русской стороны на переговорах.Как показано в книге 3. Вуйцика, комиссары Речи Посполитой приступали к переговорам, не имея инструкций. Лишь 26 мая н. ст. Ян Казимир и канцлер М. Пражмовский направили комиссарам указания затягивать переговоры до получения инструкций и занять на них твердую, неуступчивую позицию[156]
. В лучшем положении в этом отношении находились великие послы. 24 мая к ним со стряпчим Иваном Петровым был отправлен тайный наказ[157]. Вместе с наказом к ним были отправлены «из вестовых отписок и роспросных речей статьи»[158]. В сопроводительной грамоте царя указывалось, что «много нового дела показалось от вестовых писем»[159]. Письма сообщали информацию прежде всего о положении на Правобережной Украине, где продолжалось восстание. Участники военных действий сообщали, что восстание охватило территорию Уманского, Браславского и Чигиринского полков, казаки которых присоединились к запорожцам во главе с Иваном Серко. К ним присоединились и «забожские черкасы». Польского ставленника Павла Тетерю «держатся толко Чигирин да Белоцерковскои полк», что связано было с тем, что в Чигирине находился польский гарнизон, а у Белой Церкви стоял с коронным войском С. Чарнецкий[160]. Из Чернигова сообщали о выступлении против польской власти «черкас» из Чернобыля, Брагина и Мозыря[161]. Все информаторы сообщали, что участники восстания хотят перейти под русскую власть. Ездивший к гетману Левобережной Украины дьяк Евстрат Фролов сообщал, что Брюховецкий перешел Днепр и намерен поставить гарнизоны в Черкассах и Каневе[162]. Участвовавший в походе Брюховецкого Вас. Кикин сообщал, что его войска идут к Чигирину[163].