Вниз по реке

– Ты сказал, что мне нужно сделать выбор. Ты или моя работа. – Ветер опять лизнул ее волосы. Вид у Робин был неуверенный, ее голос упал.

– Я взяла отвод от этого дела, – тихо произнесла она. – Я никогда раньше не бросала дел. Вообще никогда.

– Ты сделала это, потому что Грэнтэм нацелился на меня?

– Потому что ты был прав, когда сказал, что мне нужно сделать выбор. – Еще какой-то миг вид у нее был гордый, а потом черты ее лица словно разом обрушились. Я понимал: что-то происходит, но соображал с трудом и был совершенно сбит с толку. Робин поджала плечи, и что-то влажное мелькнуло у нее на лице. Когда она подняла взгляд, ее глаза отблескивали ярким серебром, и я увидел, что она плачет. Ее голос пресекся от всхлипываний: – Я и вправду скучала по тебе, Адам!

Она стояла на пыльной обочине, окончательно сломленная, и я наконец понял всю глубину ее конфликта. Значение для нее имели только две вещи: человек, которым она стала, и то, что, как она считала, она потеряла навсегда. Ее коповская сущность. И мы. Робин пыталась свести их воедино, пыталась балансировать где-то посередке, но правда в конце концов настигла ее: наступает время выбирать.

Так что в итоге она сделала свой выбор.

И выбрала меня.

Робин сейчас словно выставили голой на мороз, и я знал, что она не скажет ни слова без какого-либо знака от меня. Мне не пришлось задумываться на этот счет даже на секунду. Я распахнул объятия, и она скользнула в это открывшееся перед ней пространство, будто никогда и не покидала его.

* * *

Мы поехали к ней домой, и на сей раз все было по-другому – словно ее квартира была слишком мала, чтобы вместить нас. Мы были в одной комнате, потом в другой, оставляя одежду на полу позади нас, пока проламывались сквозь двери, натыкаясь на стены. Старые чувства прожигали нас насквозь, бушевали и новые.

Чувства – и воспоминания о тысяче других моментов.

Я прижал ее к стене, и ее ноги вздернулись вверх, обхватили меня в замок, окутали. Робин поцеловала меня так крепко, что мне казалось, сейчас пойдет кровь, но мне было плевать. А потом она схватила меня за волосы и запрокинула мне голову назад. Я смотрел на ее опухшие губы, не сводил глаз с этих калейдоскопических глаз. Робин тяжело дышала, вся дрожа. Ее слова выходили неистовыми выдохами.

– Что я говорила тогда – насчет того, что больше ничего не осталось, что меня самой больше не осталось… – Глаза ее скользнули мне на грудь, опять взлетели вверх. – Это было не так.

– Знаю.

– Просто скажи мне, что все это по-настоящему.

Я сказал ей, и когда мы нашли кровать, это с равным успехом мог быть пол или кухонный стол. Это не имело никакого значения. Робин лежала на спине, ее пальцы цеплялись за простыню, комкая и перекручивая ее, и я увидел, что она опять плачет.

– Не останавливайся, – произнесла она.

– Ты как?

– Заставь меня забыть.

Я понял: Робин имела в виду одиночество – этот пятилетний отрезок абсолютной пустоты. Я привстал на колени и пробежался взглядом по всему ее телу. Поджарому и крепкому – телу бойца, упавшего на поле боя после неравной схватки. Я поцеловал ее в мокрые щеки, провел руками по контурам ее тела и ощутил, как рушится сковывающее ее напряжение. Ее руки приподнялись над кроватью, и не было в них силы – лишь легкость и жар, которые словно зеркально отражали какую-то отчаявшуюся часть ее. Я просунул руку ей под поясницу и резко прижал к себе, словно мог изгнать этих демонов одним только грубым усилием. Она была маленькой и легкой, но нашла в себе ритм и силы, чтобы приподняться подо мной.

Глава 18

Когда я наконец провалился в сон, голова Робин покоилась у меня на груди. Знакомое, теплое, правильное ощущение, и как раз это-то и пугало меня до чертиков. Я не хотел опять ее потерять. Может, как раз поэтому мне и снилась совсем другая женщина. Я как бы стоял у окна, опустив взгляд на Сару Йейтс и освещенную луной траву. Та шла по ней босиком, держа свои туфли в руке. Белое платье раскрутилось у ее ног, а ее кожа блеснула серебром, когда она вдруг обернулась, подняла взгляд и приподняла перед собой руку, словно держа на ладони монетку.

Проснулся я в серой тишине. Прошептал:

– Ты не спишь?

Голова Робин двинулась на подушке.

– Думаю, – отозвалась она.

– Про что?

– Про Грэнтэма.

Я стряхнул остатки сна.

– Он ведь и вправду нацелился на меня, так?

– Ты не сделал ничего плохого. – Робин пыталась убедить себя, что все просто, но мы оба знали, что это не так. Невиновных людей сажают за решетку сплошь и рядом.

– Никто не любит верить в правосудие для богатых, но люди видят это именно так. Они хотят расплаты.

– Такого не произойдет.

– Я – очень удобная цель.

Робин поерзала рядом со мной, и твердый изгиб ее бедра прижался ко мне. На сей раз она не стала возражать мне. Ее слова тихо скользнули в пространство между нами.

– Ты думал обо мне? – спросила она. – Все эти годы в Нью-Йорке?

Я немного подумал, а потом сказал ей болезненную правду.

– Поначалу – постоянно. Потом старался не думать. Это получилось не сразу. Но, как уже говорил, я похоронил эти места. Тебе тоже надо было ехать. Это был единственный выход.