– Я попросила бы вас немного понизить голос, сэр. Врач не позволил бы ей уйти, если б не считал, что ее состояние ей это позволяет. Ради бога, пообщайтесь с ним, если хотите, но он скажет вам абсолютно то же самое.
– Черт бы все это побрал! – в сердцах бросил я и удалился.
Грейс я нашел сидящей на бордюре возле центра временного содержания – к коленям прижат пакет с вещами, голова опущена. Над лицом ее свисали слипшиеся волосы, и она лишь тихонько покачивалась, когда в каких-то четырех-пяти футах от нее проносились автомобили. Я остановил машину как можно ближе к ней и вылез. Она так и не подняла взгляд – даже когда я присел рядом с ней. Так что я стал смотреть на небо, вполглаза присматривая за машинами. Я уже был здесь меньше часа назад. Мы, должно быть, просто разминулись.
– Меня к нему не пустили, – наконец произнесла она.
– Но ты же в списке, Грейс! Ты единственный человек, которого он хочет видеть!
Она помотала головой, и ее голос стал почти неслышным:
– Он под наблюдением для предотвращения суицида.
– Грейс…
– Самоубийства! – Ее голос прервался; она опять начала раскачиваться, и я уже в сотый раз проклял Грэнтэма. Грейс хотела видеть Долфа, а Долф хотел видеть ее. Она могла задать вопросы, которые я задать не мог; но Грэнтэм, гад, поставил его под это чертово наблюдение! Запретил свидания абсолютно со всеми. Я сильно подозревал, что решение Грэнтэма больше преследовало цель предотвратить любые контакты Долфа с остальными людьми, чем попытку наложить на себя руки. Это было умно. И это было бездушно.
Сволочь.
Я взял Грейс за руку – она была вялой и сухой. Ощутил у нее на запястье что-то скользкое и заметил, что она даже не сняла больничный браслет. Опухоли на лице начали спадать, синяки по краям пожелтели.
– Ты знаешь, что у него рак?
Она вздрогнула.
– Он об этом особо не говорил, но эта пакость всегда была где-то рядом, как еще один человек в доме. Он пытался подготовить меня.
Меня вдруг осенило:
– Так вот почему ты не стала поступать в колледж!
В любой момент были готовы появиться слезы, и рука Грейс поспешно метнулась к глазам, прежде чем те успели скатиться по лицу.
– Ну ладно, пошли, – сказал я. – Давай отвезу тебя домой.
– Я не хочу домой, – сказала она. – Мне нужно делать что-то. Что угодно.
– Тебе нельзя тут оставаться. – Она подняла лицо, и я увидел просто-таки воплощение безнадежного горя. – Тут ты все равно ничего не сделаешь.
Я отвез ее обратно в дом Долфа. Все это время Грейс держалась так, как будто где-то в самой ее глубине застрял здоровенный кусок льда. То и дело содрогалась всем телом. Раз я попытался было заговорить, но она меня сразу заткнула:
– Просто отстань, Адам! Ты все равно ничего не сможешь исправить.
Практически те же самые слова, которые я сказал Долфу после того, как мой отец пригрозил убить меня.
Грейс позволила мне проводить ее в дом и усадить на край кровати. Пакет, который она принесла с собой, свалился на пол, руки столь же бессильно упали на кровать ладонями вверх. Я включил лампу и присел рядом. Ее загар поблек, веки тяжело набрякли. Стежки хирургических швов на сухих инертных губах выглядели особенно жутко.
– Может, водички принести? – спросил я.
Она помотала головой, и я заметил, что часть волос у нее подернулась сединой – длинные пряди ярко отсвечивали в свете лампы, словно тонкие стальные проволочки. Я обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.
– Я наорала на твоего отца, – тихо произнесла Грейс. – Он пришел в больницу и все рассказал. Хотел остаться со мной, когда выложил все новости. Сказал, что мне нельзя уходить из больницы, что он не разрешает. Я наговорила ему довольно жутких вещей.
– Все нормально, – сказал я. – Он все понимает.
– Ну как мне теперь? – воскликнула она.
Я покачал головой.
– Я не знаю, почему он это делает, Грейс. А вот что действительно знаю, так это что тебе нужно прилечь.
Она поднялась на ноги.
– Лежа я ничего полезного не сделаю. Должно же быть что-то, что можно сделать!
Грейс три раза быстро прошлась туда-сюда, а потом остановилась и неподвижно застыла.
– Ничего-то я не могу сделать! – с совершенно убитым видом произнесла она.
Я ухватил ее за руку, притянул обратно к кровати.
– Тебе не приходит в голову, кто еще мог желать смерти Дэнни Фэйту? Вообще кто угодно. А я это проверю.
Когда Грейс подняла голову, глаза ее были полны невыразимой муки.
– Ничего-то ты не понимаешь, – произнесла она.
– Чего не понимаю?
Ее руки сжались на моих, и глаза опять обрели зеркальную яркость.
– По-моему, это как раз он-то и убил.
– Что?!
Она резко встала и, крепко ставя ногу, прошла в дальний угол комнаты.
– Не стоило мне этого говорить. Забудь. Сама не соображаю, что несу.
– Грейс, уж мне-то ты можешь доверять! Что вообще происходит?
Когда она повернулась, в линии ее рта проглянула безжалостная твердость.
– Я больше не знаю тебя, Адам. Не знаю, могу тебе доверять или нет.
Я встал, открыл было рот, но Грейс обогнала мои слова:
– Ты влюблен в копа.
– Это не…
– Не отрицай этого!