Внук Донского

Из-за желания сохранить лошадей доехали до Тушебино только к обеду. Село было большим, богатым, принадлежащим боярину Аникею Турку. Здесь имелся храм и постоялый двор с харчевней. Я со своей свитой, братом и его дуболомами сразу же завалились туда обедать. Как раз у хозяина недавно побывали охотники и продали ему много всякой убоины. Нам досталась жареная на огне лосятина, разнообразная дичь и тушёная требуха. Запивалось всё это вполне сносным вином. Как потом выяснилось, это была сикера местного производства. Ещё здешний хлеб показался мне очень замечательным. Велел Завьялу запастись им в дорогу.

Наевшись, мне вдруг захотелось спать. Гостинник предоставил всем желающим комнаты. Брат потребовал женщин в постель. На это хозяин заведения только сокрушённо помахал руками. Разъярённый тёзка пообещал, что тот сам окажется в его постели, если не отыщет женщин. Мне лично хотелось только спать, и я не стал ожидать завершения этой драмы. Уплёлся в своё логово.

Разбудил меня Селиван с озабоченным лицом. Солнце уже опускалось за горизонт, оставляя после себя рдеющий закат. Я проспал до вечера. Но не это беспокоило. Упившиеся сикерой братовы дуболомы, устроили в селе дикий погром с сексуальными оргиями. Пьяные, потные и полуголые жеребцы с оскаленными мордами ломились в жилища и выволакивали оттуда сопротивляющихся женщин, дрались с местными мужиками. Где-то занялся пожар, освещая в нарастающей темноте беснующиеся фигуры. Отовсюду раздавались крики, ругань, детский плач.

Кинулся будить брата, дрыхнувшего одиноким в соседнем номере. С трудом его удалось растолкать. Он прочухался, глотнул ещё корчажок напитка и… присоединился к своим. Я снова его нашёл, когда он пыхтел над круглолицей молодкой. Ему помогал боец, удерживая женщину. Она молчала, но смотрела на всех с ненавистью.

— Брат мой, нельзя же так. Русичей ведь обижаете. Останови своих людей. Не дай Бог, кто-нибудь погибнет, — подскочил к нему.

— Пошед, Митка, отсель в собачье нырище, — рявкнул он и кинул в меня валяющуюся поблизости палку.

Вот, он — гондон штопанный! Как же я снова обманулся? Поняв, что его не образумить, кинулись оборонять местных жителей от остальных озверевших бойцов. Бились кулаками и чем придётся. Не хотелось пускать в ход железо против своих. Дорошку ранили в плечо, сильно разбили лицо. Продержаться долго без подмоги против отборных атлетов было немыслимо. Последнее, что запомнилось — салют в тёмном небе из крутящихся искр.

Очнулся на лавке в зале харчевни с замотанной в посконь головой. Заметив, что я зашевелился, подскочил Селиван. Заулыбался как-то вымученно. Поправил возглавие. Раненый Дорофей с бравым видом стоял здесь же, перевязанный лоскутами полотен. Глеб тоже был потрёпан изрядно. Их бывшую нарядной одежду теперь смело можно отдавать нищим. Голова моя была готова расколоться на куски от боли. На лбу нащупался огромный шишак. Попросил попить. Ждан тут же поднёс мне деревянный корчежец с холодной водой, будто бы знал заранее. Стало немного легче.

— Эти где? — спросил тихим голосом.

Слуга понял меня и ответил:

— Ушед они. Смерды их прогнаша.

За открытым окном раздавались звуки позднего утра. Парень рассказал мне дальнейшие события после того, как из меня вышибло сознание прилетевшим камнем в лоб. Местные вдохновились нашим примером и стали активней сопротивляться пьяным насильникам. Молодые смерды ловко использовали пращи с увесистыми камнями. От одного косорукого мне прилетело. Не выдержав, бравое воинство обратилось в бегство. Погиб один смерд и с десяток было ранено, не считая изнасилованных женщин. Обыкновенными сволочами оказались олимпийские боги.

Головная боль понемногу отступила. Пора было отправляться в дорогу. Нас провожали всем селом, кланяясь и благодаря за помощь против лихоимцев. К счастью, они думали, что я со своими людьми не имел к буянам никакого отношения. Жаль, что братец убрался, а то бы высказал ему пару ласковых. А лучше бы треснуть князюшку по его наглой морде, пустить из его носопырки рюрикову кровушку.

Обозные с попом схоронились на ночь в лесу, так что поклажа и лошади не пострадали. Я с бояричами теперь ничем от них не отличались, только поясами и сапогами. Красавчик Дорошка откровенно стыдился подлой одежонки и корил себя, что в спешке не сообразил взять подмену. Ехали далее неспешно, притихшие после вчерашних событий. Подростков расстраивало, что нас стало меньше. Если не считать обозных, то в строю осталось тридцать восемь штыков, то есть клинков. Да нас трое неплохих, как оказалось, вояк. Поблагодарил ребят за храбрость и решил их порадовать искусством. Потребовал у новых музыкантов домру. Долго нарабатывал руку для малознакомого инструмента и затем разродился задорной песенкой от Песняров — "До третьих петухов", почему-то вспомнившейся сейчас. После пережитых неприятностей захотелось чего-то жизнеутверждающего. Мои компаньоны заулыбались.