Внук котриарха

– Затем, – сообщил Пётр. – С женой моей, Катериной, познакомлю. Она тебе много чего подсказать может и силой поделится. А то что-то опасаюсь за тебя, хилая ты какая-то, будто жизни в тебе нет, размазня, одним словом. Как Сохмет одолеешь? Катя моя знаешь какой была? Один Прут чего стоит! Я тогда первый раз ее с собой в поход взял, а он как раз и не задался. Паша турецкий никак не хотел в мирные переговоры вступать, а мы измотаны уже были, без сил почти. Я же по молодости страшно нетерпеливым был, ну и решил: не хочет паша договариваться, утром наступаем. А куда наступать? Солдаты голодные, пушки тоже кормить нечем. Но раз царское слово сказано… Катя моя, когда я заснул, военный совет собрала. Растолковала генералам, что наступление – гибель. Тут же еще одну бумагу о переговорах паше сама сочинила, да все свои драгоценности, мной даренные, к письму присовокупила. Просыпаюсь утром – вестовой от паши: согласен на переговоры. Храброй была Катя, как не всякий мужик. Мы потом много еще походов вместе прошли, только на морские баталии я её не брал – воды боялась и от морской болезни мучилась. Катя тебя многому научить может, подскажет, как с Сохметкой себя вести, не струсить и честь соблюсти. Пошли, а то уж больно ты вялая, как неживая.

– Так я столько лет без дела, – виновато объяснила Баст. – Сохмет каждое полнолуние подпитывает, а меня – наоборот. Мне бы на солнце, я бы за пару дней оклемалась, а тут, сами видите, какие условия.

– На солнце нам нельзя, сама знаешь, мы – ночные обитатели, а днем – наблюдай да на ус мотай. Потому и веду тебя к Катерине, чтоб через нее силы набралась. Тут она, на втором этаже. Рядом. Давай-давай, не задерживай процессию.

Привидение

– Вова, ты с ума сошел, – возразила Маргарита Владимировна. – Кошки валерьянку любят, какой портвейн?

И очнулась.

Лаборатория, настольная лампа над столом, подставка, только что собранная. Сама – в кресле.

– Ну я даю! Первый раз такое – на работе заснуть. Как вырубило. И сны какие-то странные – Вова, коты, князь Игорь. С ума, что ли, схожу?

Встала и неожиданно почувствовала себя совершенно бодрой, отменно выспавшейся, будто сутки в родной постели прокемарила. Оглядела измявшиеся брюки, блузку всю в кривых заломах: домой надо срочно, хоть в порядок себя привести – через пару часов рабочий день начинается.

Уже и собралась, о котенке вспомнила: как он там?

Сбросила плащ и понеслась в кандейку. Отворила дверь тихонечко: вдруг спит?

Включила свет. Малыш действительно спал. Смешно, по-детски распластавшись на пузе, раскинув лапы в разные стороны.

В клетках немедленно заволновались кошки. Две, которые вместе, вскочили, замяукали.

– Тише вы, – шикнула Маргарита Владимировна, – малыша разбудите!

Кошки, зашипев, стихли, зато здоровенный Техас, напротив, выгнул спину и принялся противно и громко мурчать. Или рычать. У кошек иногда не разберешь.

– Техас, – укорила его Маргарита Владимировна, – ты-то чего разошелся? Взрослый кот, умный, чего шумишь?

В тихом рокоте Техаса слышалась какая-то просьба, даже мольба. Кажется, Маргарита Владимировна даже разобрала – какая.

– Техасик, – подошла она к нему, – ну не печалься! Не могу я тебя выпустить, понимаешь? Положено так. Приказ директора. Сбежишь ты сейчас, так тебя снова поймают. И все равно кастрируют. Не живут у нас тут другие коты, нельзя. А на воле ты с голоду или холоду погибнешь – зима же скоро. Доктор у нас хороший, ты и не заметишь!

Техас явно застонал.

– Не могу, не проси. – Маргарита Владимировна отошла от Техаса. – Вот бери пример с малыша. Спит себе спокойно, понимает: от судьбы не уйдешь. Ты бы, наоборот, как старший, порядок тут навел, а не скандалил.

Техас демонстративно отвернулся.

– Как ты, малыш? – шепнула Маргарита Владимировна, остановившись у клетки найденыша. – Спишь. Значит, здоровенький. Хорошо. Ой… А что это с тобой?… – сняла очки, протерла, снова надела. – Как это?

Котенок, который несколько часов назад был серо-рыжеватым, теперь стал совершенно рыжим! Исчезла полоса, которая ровно по хребту делила его шкуру на две разные по цвету половины, порыжели лапы, уши, мордочка. Только белое пятно на загривке разрослось и напоминало теперь небольшую бабочку.

– Разве так бывает? – не верила своим глазам Маргарита Владимировна. – Как будто совсем другой котенок.

Объяснение напрашивалось единственное: малыш был просто грязный. В клетке, успокоившись, привел себя в порядок, вылизал шерстку, вот истинный цвет и проявился.

«Ну конечно! – Маргарита Владимировна очень обрадовалась. – Кошки, они же чистюли!»

– Рыжик! – улыбнулась она. – Будем звать тебя Рыжиком, и имя придумывать не надо! Ладно, ребята, – оглядела притихших кошек. – Пойду. Ни пуха, ни пера. Главное – ничего не бойтесь.

Выключила свет и, уже закрывая дверь, услыхала вслед такой горький вопль Техаса, что поневоле ускорила шаги, почти побежала.

На повороте умерила шаг – ступеньки – и, ступив вниз, услышала, как под носком туфли что-то смачно хрустнуло. Наклонилась, сняла туфлю и увидела приклеившегося к подошве раздавленного еще шевелящегося таракана.