Во что я верую

Девятый запрет воспроизводит седьмой, но с иной точки зрения. Прелюбодеяние означает особо тяжкий вид лжи, поскольку этот последний укрывается в половых сношениях, во взаимной любви ish и isha[211] в рамках супружеской четы, призванной обеспечить передачу обоих видов памяти, связанной с жизнью человека. Девятый запрет распространяется на еще один, чрезвычайно тяжкий вид лжи, на лжесвидетельство — это воплощение лжи, чреватой убийством, лжи, поражающей другого — в его бытии, в его сердце, в его сути: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего».

Наконец, десятый запрет, десятая заповедь предваряет любовь к другому. Мы видели, как в рамках вполне определенного и житейски укорененного процесса все большее значение приобретают забота о ближнем, почитание родственников по восходящей линии, забота о сохранении жизни, уважение к собственности, соблюдение брачного обещания и обязательств в сфере общественных отношений справедливости; теперь же к этому добавляется запрет на вожделение, потому что дурной помысел порождает поступки, которые могут вылиться в посягательство на целостность бытия живых существ еще до того, как первоначальным этапом станет возникновение чувства любви: «Не желай [житейским образом] дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх 20: 17).

Такое изложение Закона носит житейски понятный, плотский характер. Оно всеохватно, и приведенные примеры должны побуждать каждую эпоху истории ссылаться на какие-то другие, вполне определенные примеры. Заповеди получали и другие словесные выражения. Так, книга Левит состоит из конкретных уточнений, образующих выводы из всех десяти заповедей.

Этический закон можно развивать и приспособлять ко всем повседневным случаям жизни; его можно выразить и короче.

Десять заповедей можно свести к двум. «Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею»: вот, первая заповедь! Вторая подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк 12: 29–31). Очень близким образом эти положения излагает евангелист Матфей. На вопрос: «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе» — Иисус сказал ему: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим»: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя»; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф 22: 36–40). Евангелист Марк вкладывает в уста Христа следующее пояснение: «Иной большей сих заповеди нет» (Мк 12: 31). — «Кто говорит: "я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (I Ин 4: 20). И Иоанн добавляет: «И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (4: 21).

Ясно, что даже в самом крайнем случае, коль скоро Бог — среди нас в образе человеческом, эта двойная заповедь сводится к одной: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».

В Послании к Римлянам апостол Павел весьма удачно выражает это сведение к более краткому: «Заповеди: "не прелюбодействуй", "не убивай", "не кради", "не лжесвидетельствуй", "не пожелай чужого" и все другие заключаются в сем слове: "люби ближнего твоего, как самого себя". Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона» (13: 9-10).

Этическому закону присущи четкость, точность, учительность. От «не желай дома […] и жены ближнего» — и до права и обязанности помнить день субботний, распространяющихся на скот и на пришлеца, равно как и на раба и на рабыню, не наблюдается никаких уверток; на лицо — скульптурно четкий образ, доходящий до всесторонней отвлеченности, в котором, тем не менее, наглядно выражена двойная любовь к Богу и к другим. Сочетание величайшей наглядности выражения и наибольшей обобщенности восходит к самым стародавним временам. Оно присуще древнейшей и столь конкретной книге Левит — третьей книге Пятикнижия, пяти книг Закона. Тотчас после того места, где подробно излагается основополагающий запрет на кровосмешение, следует наиболее яркое выражение этих мыслей (Лев 19: 2 и 19: 17–18):

«Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш…

Не враждуй на брата твоего в сердце твоем; обличи ближнего твоего, и не понесешь за него греха. Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего, как самого себя. Я Господь».

Вся иудео-христианская этика содержится в этой фразе: «Люби ближнего твоего, как самого себя», а через образ твоих родных и близких — и Бога, пришедшего к тебе, потому что с самого начала и из потусторонности того, что стало корнем для всего, Он внял, увидел и пришел. Лик Бога склоняется к нам в образе ближнего нашего; возможно, именно Он стучится вечером в мою дверь.