Во главе революции. Сверху

Николай снова стоял на баке броненосца "Князь Потёмкин Таврический", непосредственно возле флагштока ещё не поднятого гюйса. Ведь рассвет только, только начинался, на востоке. Прямо перед царём ещё только занималась заря. И ещё не наступило время подъёма флага и гюйса. Но русский флот уже готовился начать движение на восток. Прямо навстречу заре.

И ощущая вибрацию корпуса, от начавших вращаться машин, Николай ждал, когда громада броненосца начнёт движение. И увидев, что форштевень корабля начал резать волну, русский император поднял правую руку вверх. А потом резко опустил её, остановив горизонтально, как будто, простирая её вперёд. И тем самым указывая направление движения. А потом, опустив её совсем, повернулся в пол-оборота налево. И взглянув на остальные корабли флота, махнул левой рукой. Как бы говоря, приглашая:

– Ну и вы, следуйте за мной.

После чего Николай стал демонстративно раскуривать сигару, буквально стоя во главе, двинувшегося вперёд, к сражениям, русского флота. А над остающимися, на несколько дней, на покидаемом главными силами рейде кораблями эскадры, вымпелами отряда контр-адмирала Вирениуса взвились сигналы: "Желаем счастливого плавания". А с борта яхты "Полярная Звезда", мимо которой и проходила эскадра, и с которой велась кино и фотосъемка, уходившим в бой кораблям махали руками великая княгиня Ольга Александровна и сопровождавшие её дамы.

Интерлюдия

Ульянов, Владимир Ильич, направлялся на пролётке на работу. Сегодня должен был быть его первый рабочий день, как исправляющего должность товарища премьер-министра, в правительстве Савы Морозова. Ульянов уже встречался со своим непосредственным руководителем. Который одновременно, и руководил правительством, и, в качестве члена регентского совета, руководил страной. И выглядевшим, по правде сказать, крайне неважно. А весьма, и весьма болезненно. Который, при этом, прямо сказал Ульянову, что его должность не будет синекурой[220]. Работать придётся много и плодотворно, а премьер-министр, возложит на господина Ульянова большую ответственность. Направив его курировать процесс государственных преобразований. И вот это должен был быть первый рабочий день. Но внезапно впереди послышался шум, а пролётка остановилась. И Ульянов, привстав, посмотрел вперёд. По перекрёстку двигалась какая-то большая колонна под бело-жёлто-чёрными флагами[221]

, с большим количеством икон возвышающих над толпой крестов. Да и в толпе одетых скорее, как мастеровые, приказчики и мелкие чиновники людей, мелькали одеяния священнослужителей. Пусть и не высокого ранга.

– Кто это? – только и произнёс Ульянов, еще не полностью разбираясь в политической жизни, вздыбленной на дыбы России.

– Чёрная сотня, барин, – только и ответил кучер, ожидая прохода шествия.

– А что они хотят, любезный? – снова поинтересовался Ульянов, опускаясь назад на сидение экипажа.

– Да вестимо что, барин, – ответил извозчик, – Говорят, что им нужен настоящий царь. Ну и хотят духовности, соборности, народности, чтобы всё было как прежде. Что ежли, не пришёл в церковь на заутреннюю, так подношение священнику дай, дабы он тебя полиции не сдал. Что бы значиться благодать, что раньше, при дедах была, вернулась. Когда пороли. Дабы вернуть естественное чувство ранга у народа, как они говорят. Дабы у крестьян было чувство почтения и трепета. Для чего их должны снова пороть.

– А что сейчас пороть перестали?

– Да, как государь, долгие ему лета, – при этих словах извозчик перекрестился, – Порку отменил, для мужиков, так значит и не порют больше.

– Так значит, вы любезный, за государя Николая Александровича? – снова поинтересовался Ульянов. На что извозчик, косо глянув на ездока из-под нахмуренных бровей и сам спросил:

– А вы пошто, барин, спрашиваете? Неужто, тоже, за князя Владимира, будите? А не за мужицкого царя.

– Что вы, что вы любезный, я сейчас к Савве Тимофеевичу направляюсь. Дабы испросить, что мне делать должно, – улыбнулся в ответ Ульянов, и сам спросил, – А что государь отныне крестьянский царь?

– Государь, как есть мужицкий царь, – устраиваясь поудобнее, на облучке пролётки, ответил извозчик, – Вот, барин, сам посуди, все самые мужицкие чаяния государь или начал выполнять. Вот как выкупные платежи отменил. Недоимки простил, от чего всё общество свободнее вздохнуло. Или же пообещал, что доброе, после победы выполнить. Вот и землю, всю в Россеюшке он пообещал к весеннему севу крестьянам отдать. А сам значиться, дабы быстрее своё обещание выполнить, флот на супостатов повёл. Как есть мужицкий царь, и правит по справедливости, и мужика значится, сам защищает. А эти, – извозчик ткнул плёткой в сторону шествия, – хотят Владимира. И вернуть всё взад.