Во имя любви

— Заставили? Его пытали? Что-то я не вижу на нем следов пыток. А теперь подумайте сами, барышня: Голадников знал о предстоящем преступлении, но никого не предупредил.

— Он пытался… — Люцита растерялась.

— Пытался? Не смешите меня! Кого? Предупредил он хоть кого-то?

— Нет, — произнесла цыганка едва слышно.

— Пойдем дальше. Кто вынудил Голадникова участвовать в похищении?

— Удав.

— Вы когда-нибудь видели этого Удава?

— Н-нет, — ответила Люцита неуверенно, но тут же спохватилась и добавила: — Но Богдан не раз говорил с ним при мне по телефону.

— Вы лично хотя бы голос этого Удава слышали?

— Нет…

— Жениха пытаетесь выгородить? Не выйдет!

— Но почему вы мне не верите?

— Да потому что все это — только слова. О том, что Голадникова вынудили участвовать в похищении, вы знаете только с его слов. Так?

— Так.

— И, тем не менее, в похищении Кармелиты За-рецкой он участвовал. Это — факт! Не хочу вас огорчать, барышня, но вы не умеете взвешивать свои слова.

Своими показаниями вы Голадникову только навредили. Так что идите-ка лучше домой.

— Да вы просто не хотите ничего слышать и понимать! — возмущенно бросила Люцита следователю и кинулась к Рычу. — Богдан, ну объясни ему все, прошу тебя! Только не молчи! И за меня не бойся!

Солодовников вызвал дежурных, и те вывели девушку из кабинета. Рыч задумчиво смотрел вслед своей Люците…

* * *

Тамара вошла в кабинет зампреда какого-то городского отдела господина Чаева.

— Здравствуйте, Евгений Анатольевич. Я пришла передать вам привет от Леонида Вячеславовича Форса.

Чаев сразу же оторвался от бумаг и посмотрел на посетительницу очень внимательно.

— Вот как? Удивительный человек этот господин Форс. Даже сидя в тюрьме, никак не может угомониться. Да и другим покоя не дает.

— Простите, что-то не так? Вас что-то смущает?

— Нет-нет, ну что вы! — и Чаев вынул из ящика стола конверт. — Просто я удивляюсь его непомерной энергии. Прошу вас! — протянул он конверт Тамаре.

— Тогда прибавьте к его энергии еще и щедрость — вот это он просил передать вам, — и Тамара, отсчитав несколько крупных долларовых купюр, передала их чиновнику.

— Спасибо. Приятно иметь дело с такими людьми!

— Согласна. И вам спасибо!

Оба остались встречей весьма довольны.

Глава 17

Палыч уговорил врача пустить его к Рубине еще раз. Тот скрепя сердце согласился, но предупредил посетителя, что пускает его только на пять минут.

И вот Палыч сидел у постели своей так загадочно воскресшей любимой и держал ее за руку.

— Ну вот, Рубина, нам дали только пять минут, — говорил он ей, неподвижной. — Сорок лет я тебя знаю, и никогда нам не давали быть рядом столько, сколько нам хотелось!.. А я ведь получил твое письмо, Рубина. Читал его и плакал. И радостно было, и больно от твоего признания в любви. Я ведь тоже любил тебя все эти годы! Наверное, поэтому и услышал сегодня, как ты зовешь меня, и прибежал на твой зов… И когда ты очнешься, Рубина, то первым, кого ты увидишь, буду я. Никогда, слышишь? Никогда больше тебя от себя не отпущу!

Посидел молча и заговорил опять о том, что тревожило:

— Одно меня только волнует — как я все это тво-и — то расскажу?

Вошел врач:

— Ну все, Павел Павлович. Вы обещали мне пять минут, а прошло уже гораздо больше!

— Доктор, а можно я еще побуду?

— На сегодня — хватит. Павел Павлович, поймите, я даже не могу сказать, слышит она вас сейчас или нет. Но одно я могу сказать вам совершенно точно — волновать ее сейчас не стоит.

В коридоре Палыч стал с врачом прощаться.

— Так вы с родными-то ее свяжетесь, Павел Павлович? Если только больная способна сейчас воспринимать окружающее, то любовь и ласка близких — лучшее для нее лекарство!

— Да-да, я сейчас им обязательно позвоню… — ответил озадаченный Палыч не очень уверенно, но понимая, что сделать это он должен.

* * *

Когда Тамара вернулась в гостиничный номер, который они с Антоном, по бедности, сняли один на двоих, сынок валялся на кровати и смотрел телевизор.

— Ну что? — спросил он вальяжно.

— Все в порядке. Вот деньги, — Тамара бросила сумочку с добычей на стол.

Антон вскочил, подбежал к столу и заглянул внутрь материной дамской сумочки. Ах уж эти дамские сумочки — чего они только подчас не хранят в своих маленьких, но таких неисчерпаемых недрах!

— Слава Богу! — Антон пересчитал купюры и остался доволен суммой.

— Да нет, не все так просто, как ты думаешь. Эти деньги мне дал Форс, и дал их е одним условием — ты должен остаться со Светой.

— Что?!

— Не надо переспрашивать, Антон, ты все прекрасно слышал!

— Так, начинается… Только как же я могу быть с ней после всего, что между нами было? Она меня даже на порог не пустит! И разговаривать со мной не станет!

— А надо, чтобы стала. Ничего-ничего: придешь, покаешься — глядишь, и простит. В ее положении капризничать вредно.

— Мам, ну она же не такая дура, чтобы поверить моим словам. Ну сколько раз я уже приходил-уходил, приходил-уходил!

— Дура она или не дура, но ты должен своего добиться. Ты же понимаешь, что у нас нет сейчас других источников дохода, кроме Форса.

— Потрясающе! Теперь я должен играть роль прихлебателя при женщине.