Во имя Зоны

И затем из окошка в бронированных воротах вылетела белая звездочка, описала дугу и упала под ноги военсталам. Цыган хорошо запомнил эту сцену, она долго преследовала его в кошмарах.

Сборка сработала раньше, чем коснулась гравия между шпалами. Ослепительная вспышка разорвала тусклый электрический свет, как будто тот был темнотой, и заледенела. Лучи превратились в сосульки, пронзив пространство и тела всех, кто находился рядом. В тоннеле вырос огромный снежный цветок с лепестками-иглами. Одно ледяное жало выскочило наружу, остановившись в сантиметре от лица Рамира. Он натужно сглотнул, боясь пошевелиться.

Двоих протасовцев пронзило насквозь; одного пришпилило к стене, другой застыл в воздухе, разбросав руки, нанизанный на сверкающий шип; белый иней расползался от сосульки, быстро покрывая мертвые тела. Глаза у обоих были широко раскрыты и полны невообразимого удивления.

Еще двоих только задело: одному проткнуло ногу, пригвоздило к бетонному полу, другому сосулька вонзилась в плечо и приподняла. Военстал, крича, обеими руками обхватил ледяной шип, пытаясь сломать его. Наконец ему это удалось. С громким хрустом острие лопнуло, но кончик остался в теле солдата. Протасовец задергал обломок, стараясь извлечь его.

Первый молчал, и глаза его распахивались все шире. К нему подбежал уцелевший военстал, хотел взяться за ледяной шип, чтобы освободить пригвожденную ступню. Раненый оттолкнул приятеля, не отрывая взгляда от ноги, как завороженный наблюдая за тем, что с ней происходило. Лицо его побледнело, глаза лихорадочно блестели, но движения стали вялыми. От сосульки расползался иней, однако он не просто покрывал конечность – нога превращалась в такую же ослепительную ледышку.

Уцелевший военстал резко ударил прикладом по замерзающему колену пригвожденного. Тот заорал нечеловеческим голосом. Нога треснула – и отломилась. Протасовец запрыгал на другой ноге, не переставая вопить. На полу осталась стоять ледяная голень.

Рана не кровоточила – ее покрывал иней. И он продолжал ползти вверх, охватывая бедро. А сосулька и льдина в форме голени уже таяли, испарялись.

– «Ледяное сердце», – пробормотал ошарашенный Рамир, обнаружив, что крепко сжимает в руке крестик. Он разжал ладонь и увидел на ней кровь – с такой силой впились в кожу ногти.

Испарялся весь ледяной цветок, и что самое страшное и непонятное – с ним испарялись тела пронзенных военсталов. Оставшийся без ноги боец ревел, прыгая. Вот он споткнулся о рельс и повалился на спину, обрубок подкинуло вверх, и протасовец увидел его. Другой военстал хотел отстрелить ему замерзшее бедро и уже направил на напарника ствол, но тоже увидел, что происходит с обрубком, и согнулся пополам, его вырвало. Замерзшее бедро испарялось, исходящая белесым дымком кромка быстро исчезающей плоти приближалась к границе обледеневшей ноги, к живому мясу. Что случится, когда исчезнет все покрытое инеем – он будет испаряться заживо, подчиняясь неведомым аномальным законам, или мистический процесс остановится?

Грохот автоматной очереди порвал стоны и крики в клочья, разметал в дым, шея и голова корчившегося военстала взорвались кровью, и невыносимый рев затих.

Рамир повернулся к Сазану. Украинец стоял бледный, пухлые губы под усами скривились.

– Не хочу этого видеть, – пробормотал он.

Военсталы повернулись к ним, открывая огонь, и Цыган вдавил спусковой крючок. Пули порвали плечо, он дернулся, но стрелять не перестал. Одного военстала, раненного осколком гранаты в живот – он лежал на рельсах, и потому его не задело сборкой, – очередь перерезала пополам под бронежилетом. Второй, подволакивавший ногу, успел упасть и откатиться, теперь он встал на одно колено за остатками ледяного цветка и стрелял поверх него.

Рамир с Сазаном бросились в разные стороны. Цыган перепрыгнул рельсы, отбежал к стене, к столу, опрокинул его, присел, перезаряжая G-36. Долговец бежал к другой стене и стрелял не целясь. У ворот скрючился третий военстал, над его головой медленно истекал дымком толстый ледяной луч. Воздух был наполнен сухими испарениями, горло продирал морозец, в тоннеле стало ощутимо холоднее, но быстро теплело.

Четвертый военстал с сосулькой в плече оставил бесплодные попытки вытащить обломок, схватил висящий на груди «скар» и дал очередь по выходу из тоннеля, еще не разобравшись в ситуации. А может, плохо соображал от шока. Его перекорежило, по плечу расползалась изморозь, левая рука скрючилась и как будто уменьшилась. Пули веером ушли в ночь и растворились в темноте снаружи. Секунду казалось, что их видно, но нет – это горели звезды. Рамир приподнялся, стреляя наугад, времени прицелиться не было. И задел стоящего между рельсами протасовца. Тот вскрикнул, хватаясь за рану в боку, но тут же опять взялся за оружие измазанной в крови рукой. Цыган пригнулся, вжимаясь в пол. Пули прошили столешницу, щепки посыпались Рамиру за шиворот – очередь пробила дерево в том месте, где только что была его голова.