– Чё они с парнями сделали? – медленно спросил Кувалда, сжимая и разжимая огромные кулаки.
– Я думал, нас на стройку отправят! – пискнул в углу кто-то из молодых.
Рамир покачал головой:
– Мы для них мясо…
– Я этого так не оставлю! – Грыжа подпрыгнул, стукнул себя в грудь. Он уже уладил свои дела в сортире: Кувалда вытряс из сталкеров пару носовых платков, ими младший лейтенант и удовлетворился. – Мы должны заявить протест! Убийство пленных запрещено Международной конвенцией ООН…
Послышался скрежет – в замке поворачивался ключ. Сталкеры зароптали.
– За мной! – взмахнул короткой рукой младший лейтенант. – Мы им покажем! – И он рысью устремился к отворяющейся входной двери, сталкеры – толпой за ним.
– Эй, вы чего? – попробовал остановить их Рамир. – Не глупите! – Неприятный страх кольнул грудь.
– Где наши друзья?! – с порога комнаты крикнул Грыжа военсталу со свернутым носом, вошедшему в сени первым. Тот вскинул «скар» к плечу и заорал:
– Назад! Все назад!
Тяжело дышащие сталкеры стояли перед ним, никто не попятился. В избу вошли еще два военстала, за ними маячил повар с алюминиевой кастрюлей, в намотанном на голову клетчатом шарфике.
– Мы требуем, чтобы нам сказали, зачем мы здесь! – выпалил Грыжа. – Где наши друзья? Куда вы их дели? Что вы с ними сделали? По положению Международной конвенции о пленных… – Он шагнул вперед, и военстал с перебитым носом, перехватив «скар» за ствол, смазал ему прикладом по лицу.
– Назад, я сказал!
Сталкеры зароптали и как один шагнули вперед. Охрана подняла автоматы, направив их на пленных, командир выстрелил в воздух. Толпа вскипела, гнев, словно пена, поднялся и бросил толпу на военсталов, в тесных сенях поднялся гам.
Повара перекосило, он опустил кастрюлю и, подобрав болтавшийся на шее пластмассовый свисток, дунул в него. Свиста почти не было слышно в этой свистопляске.
– Вас перестреляют! – Цыган хватал разгоряченных сталкеров за плечи, от него отмахивались. Лица раскраснелись, глаза пылали, волосы растрепались, люди лезли в сени, уже не понимая, что делают, животная ярость владела ими.
А со всех сторон к избе уже бежали военсталы в «цифре». Сухая очередь распорола воздух перед домом, по крыльцу загрохотали тяжелые ботинки спецназа. Несколько военсталов ворвались внутрь, работая прикладами как дубинами. На головы сталкеров посыпались удары. Как часто бывает с толпой, гнев почти мгновенно сменился страхом. Люди еще дрались, но уже инстинктивно, защищаясь. Бунт быстро подавили. Военсталы раскидали сталкеров, щедро награждая их затрещинами и пинками.
– Оставить без завтрака! – орал командир. – Я с вами еще разберусь!
На скуле у него расплывался кровоподтек, оставленный необъятным кулаком Кувалды. Сержанта из «Долга» повалили и били прикладами трое военсталов.
Рамир стоял у печки, прислонившись к стене плечом, скрестив руки на груди, смотрел, как вталкивали из сеней в избу избитых, с распухшими лицами сталкеров, и его переполняла горечь. «Ради чего?» – никак не мог он понять. Какое-то новое чувство зарождалось у него в душе. Нельзя сказать, что Рамир любил людей. Наоборот, он слишком хорошо видел человеческие недостатки и скорее презирал людей – в массе. Расхлябанных, жадных, глупых… Но он слишком ценил данную человеку свыше свободу выбора. Свобода – главное достояние человека. И тех, кто пытался лишить его и других свободы, Цыган ненавидел.
– Я буду жаловаться в ООН! Подам на него в Страсбургский суд по правам человека! Напишу в Красный Крест! – никак не мог успокоиться Грыжа.
– В «Гринпис» пожалуйся, – поддержал Рамир. Они с младшим лейтенантом помогли Кувалде подняться. Сержант хмурился и молчал, на лице у него застыло странное выражение. Может, правда, Цыгану так показалось, потому что и все лицо у долговца стало странноватым, опухшим, в кровавых трещинах. На лбу, под правым глазом, на подбородке кровоподтеки, синяк на шее, ранка на виске, через всю щеку тянется бурая полоска, уже подсохшей и потемневшей крови.
Кувалду посадили на лавку. Он ссутулился, опустив коротко стриженную голову, положил мощные ладони на край сиденья. Ботаник топтался рядом и дрожащими пальцами дергал полу халата, пытаясь разорвать его на бинты. Отовсюду неслись ругательства и стоны.
– Это преступление против человечности! – не унимался Грыжа.
– Заткнись, – сказал Рамир.
Кувалда уставился в пол и молчал. И это молчание было хуже всего. Цыган видел, как сошлись на переносице густые брови сержанта, как глубокая складка пересекла окровавленный лоб, сломав подсохшую корку.
Пленным недолго пришлось зализывать раны. Заскрежетал ключ в замке. Побитые сталкеры – всех из сеней затолкали в общую комнату, хотя здесь и так было тесно, – сидели по лавкам, лежали на полу, кто-то на печке. Ни один не поднялся при виде гостей.