Во власти черных птиц

Стук-стук-стук-стук-стук.

– Прокатиться на «кадиллаке» и побывать на сеансе в центре города… – Она присвистнула и покачала головой. – А я-то думала, что гвоздем сегодняшней программы будет луковый суп.

Тетя потерла влажный лоб тыльной стороной кисти.

– Тебе надо будет надеть что-то красивое. Я не знаю насчет спиритуализма в Орегоне, но в Сан-Диего сеансы – это официальные мероприятия.

– Давай лучше я приготовлю суп, а ты пойдешь собираться. Это ты, а не я целый день работала на верфи.

Таким образом я попыталась намекнуть ей на то, что, источая такую вонь, она никак не может идти на светское мероприятие. Она без обид согласилась и побежала мыться.

После ужина, когда солнце уже давно село и наш дом озарил свет газовых ламп, я перебрала свой гардероб, отложив в сторону самое красивое из своих платьев – из черной шелковой тафты, которое я надевала на похороны Стивена. Свой выбор я остановила на клетчатом сине-белом шерстяном платье с отделанным кружевом воротником, которое, по моему мнению, занимало второе место. Я надела его через голову и застегнула пуговицы. После того как я подчеркнула талию поясом из этой же ткани и одернула юбку, оно закрыло мои ноги до середины икры. Вместо обшарпанных скаутских ботинок мне пришлось обуться в черные туфли Мэри Джейн. Лайковым перчаткам предстояло скрыть чешуйчатые следы ожога молнии на моих пальцах. Порывшись в своей докторской сумке, я извлекла маленький бисерный кошелек, который принадлежал моей маме, и положила в него часть денег, которые отец заставил меня взять перед побегом из Портленда.

На кухне, где мы могли на пламени плиты нагреть прут для завивки волос, тетя завила, уложила и взбила мои длинные локоны в прическу, которую она назвала тюрбан. И в самом деле, казалось, что я надела пушистый тюрбан, изготовленный из моих собственных каштановых волос. Я с трудом узнала себя, всматриваясь в свое отражение в ее маленьком зеркальце.

– Очень сожалею о том, что отрезала свои локоны, – говорила она, возясь с последними булавками у меня на затылке, болезненные уколы которых заставляли меня морщиться. – Я теперь чувствую себя такой уродливой со своими короткими волосами и красными мозолистыми руками.

– Ты не уродливая. У тебя современная шикарная прическа, а твоя работа на верфи достойна восхищения – ты много делаешь и для страны, и для женского движения.

Кто-то постучал во входную дверь металлическим молоточком.

– Это он! – Она схватила маску и метнулась в прихожую, опровергая все мои слова о том, что она является великолепным символом женского движения.

Джулиус стоял на нашем крыльце в костюме в узкую белую полоску и темно-серой фетровой шляпе. Маски на нем снова не было, и я находила такое поведение вызывающим. Темные мешки под глазами выделялись на его бледном лице. Казалось, он не спал прошлой ночью. Решив воспользоваться своими новыми особенностями, я сделала глубокий вдох сквозь маску и попыталась уловить исходящие от него эмоции.

У меня занемел язык.

– Добрый вечер, дамы. – Он снял шляпу, обнаружив прилизанные и напомаженные черные волосы, напоминающие сверкающий шлем и благоухающие цирюльней. – Вы готовы?

– Да, вполне. – Схватив сумочку, тетя Эва первая вышла за дверь. – Джулиус, большое спасибо за приглашение. Как дела у мамы?

– Плохо. Давай не будем об этом.

Он надел шляпу, и мы вслед за ним прошли по дорожке к синему двухдверному «кадиллаку-родстеру» с бесконечно длинным капотом и деревянным рулем – огромным, как штурвал корабля. Он припарковал автомобиль под фонарным столбом напротив нашего дома, и автомобиль сверкал в свете электрических ламп, напоминая огромный сапфир.

– Какой у него двигатель? – спросила я.

Он открыл перед нами пассажирскую дверь.

– Почему бы тебе для разнообразия просто не попытаться выглядеть хорошенькой?

Я уже собиралась ответить ему какой-то колкостью, как вдруг черная карета скорой помощи вылетела из-за поворота и остановилась перед домом напротив.

Тетя Эва застыла на месте.

– О боже! Грипп добрался до нашего квартала. – Ее ноги заскользили по тротуару, как если бы она пыталась бежать по льду, а затем она взбежала обратно на крыльцо. – Грипп добрался до нашего квартала!

– Эва, остановись! – крикнул Джулиус низким и властным голосом, не позволившим ей скрыться в доме. – Грипп везде. Это не огромное чудовище, которое идет по улице, стуча в каждую дверь. Его выбор случаен, а от тебя и твоей племянницы так несет луком и камфорными шариками, что любые микробы в радиусе трех метров от вас неизбежно погибают.

Полицейские в застегнутой под горло зеленой форме подбежали к двери соседей, таща бежевые носилки. Их форма напоминала армейскую, а они сами – солдат, участвующих в битве с противником, которого они даже не видели.

– Эва, иди сюда. – Джулиус шире открыл пассажирскую дверь, демонстрируя черное ворсистое сиденье. В моей семье никогда не было таких роскошных диванов. – Не следует заставлять хозяйку салона ждать.

– Джулиус, люди умирают на другой стороне нашей улицы.

– Эва, пойдем пообщаемся с духами. Они скажут тебе, что бояться нечего.