Водораздел

Старательно пыхтя и выбрасывая клубы черного дыма, медленно опускавшегося на болота, перелески, стройные сосняки и зеленый березняк, старенький паровоз катил на юг. Донов сидел в своем вагоне за шахматной доской, подперев голову руками. Напротив него сидел Емельян и ждал, когда командир сделает ход. Но Донов, уставившись на доску невидящими глазами, думал не об игре. Перед ним стояли лица расстрелянных кемских товарищей… Как неожиданно изменилась обстановка… Два месяца назад на этом поезде с ним прибыл в Кемь целый отряд обстрелянных бойцов. Теперь же с ним едет всего тридцать красноармейцев, да и те без оружия. И от Комкова не было никаких вестей… Как же союзникам удалось так беспрепятственно дойти до Кеми? Ведь в Кандалакше был Нацаренус. Или, может быть, он приказал и Комкову разбить отряд на мелкие группы и рассыпать их вдоль всей дороги? Кроме того, на Ковдозере стоит легион красных финнов… Знают ли в Петрограде об опасности, грозящей со стороны Мурманска?

В Петрограде знали об этой опасности, но Донову ничего не было известно о предпринятых в связи с этим действиях. Еще за неделю до появления союзников в Кеми, 25 июня Ленин писал Мурманскому Совету:

«Английский десант не может рассматриваться иначе, как враждебный против Республики. Его прямая цель — пройти на соединение с чехословаками и, в случае удачи, с японцами, чтобы низвергнуть рабоче-крестьянскую власть и установить диктатуру буржуазии. ‹…› На Мурманский краесовдеп возлагается обязанность принять все меры к тому, чтобы вторгающиеся в советскую территорию наемники капитала встретили решительный отпор. Всякое содействие, прямое или косвенное, вторгающимся наемникам должно рассматриваться, как государственная измена и караться по законам военного времени».

Спустя два дня, 27 июня, Советское правительство направило послу Великобритании Локкарту ноту протеста.

В ответной ноте Локкарт фарисейски утверждал, что Советское правительство дезинформировано и что его обвинения против Великобритании лишены оснований. Юрьев же, председатель Мурманского Совета, направил Ленину наглый ответ, в котором заявлял о «сотрудничестве с союзниками».

2 июля, в тот самый день, когда интервенты появились в Кеми, в «Известиях» было опубликовано постановление Совнаркома, объявлявшее Юрьева вне закона. Этот номер газеты в Кемь не успел поступить, и Домов, разумеется, не знал о постановлении. Не знал он также и об обмене нотами. Но он чувствовал, чего от него требуют интересы революции и Родины, и уже знал, что ему делать.

— Шах! — сказал он, переставляя коня.

Но Емельяна за столом уже не было. Видя, что Донов поглощен своими мыслями, он отошел и стал смотреть в окно.

— Подъезжаем к Шуерецкой, — объявил он и помахал рукой красноармейцам, стоявшим на посту у железнодорожного моста.

На Шуерецкой Донов сразу же со станции позвонил в Сороку командиру взвода железнодорожной охраны. Он с тревогой думал, как бы вслед за ними на станцию не явились англичане… И успеет ли прибыть подкрепление из Сороки?

Красноармейцев, вышедших из поезда, тотчас же обступили оказавшиеся на станции жители села, расположенного в полутора верстах от станции в устье реки Шуи, на берегу моря. Только теперь они узнали, что в Кеми третий день хозяйничают интервенты.

— Ну что, дальше поедем? — спросил Емельян, когда Донов вернулся к поезду.

— Не торопись, — ответил Донов. — Давай сходим посмотрим, как там ребята.

И они направились к мосту.

Поговорив с часовыми, Донов стал осматривать мост. Он ходил, изучал его со всех сторон, словно что-то рассчитывал.

— Скоро снимем посты, — сказал он красноармейцам и пошагал обратно на станцию.

Через час прибыл поезд из Сороки, и в распоряжении Донова оказалось почти семьдесят бойцов. Большинство имело оружие. Кроме того, прибывшие из Сороки привезли динамит.

Донов вкратце объяснил обстановку, затем, взяв с собой прибывших из Сороки трех подрывников, пошел к мосту. Через полчаса грохнул мощный взрыв…

Вернувшись с подрывниками на станцию, Донов отдал команду «по вагонам», и перрон моментально опустел. Сцепленные вместе оба поезда — сорокский впереди, кемский позади, — тяжело пыхтя, покатили к югу.