Водораздел

Однажды к берегу в низовье порога причалила лодка, из которой вышли Ховатта и еще два каких-то незнакомых офицера. Один из офицеров был англичанин, а другой оказался карелом, родом из Костамукши. Как потом выяснилось, этот костамукшец в поисках лучшей доли побывал даже в Америке, где научился болтать по-английски. Он был переводчиком в штабе карельского отряда.

— Какая красота! — воскликнул англичанин, обозревая раскинувшиеся во все стороны, насколько хватало глаз, лесные просторы. Но приехал он совсем не для того, чтобы любоваться лесными пейзажами. Он прибыл инспектировать интендантскую службу отряда.

— Да, продовольствия завезено немало, — заключил инспектор, когда они осмотрели склады.

Продовольствия и снаряжения действительно было завезено немало, больше, чем требовалось отряду.

— Есть договоренность с полковником Пронсоном, что по пути отряд будет пополняться, вербуя крестьян из карельских деревень, — пояснил через переводчика Ховатта. Он, конечно, не стал раскрывать перед англичанином, для чего он постарался захватить в поход как можно больше продовольствия и обмундирования.

Пулька-Поавила и Крикку-Карппа думали, что Ховатта подойдет к ним и поговорит, но он только мимоходом пожал им руки и пошел дальше. То ли он стеснялся говорить с ними при англичанине, то ли торопился. Офицеры, судя по всему, действительно спешили. Через полчаса они уже отправились обратно в Кемь.

Приезд инспектора навел мужиков на мысль, что отряд должен вот-вот выступить. На следующий день они укрепились в своих предположениях, побывав в Подужемье. Туда они поехали в надежде, что в каком-нибудь доме их угостят молоком — так им уже надоел солдатский харч.

С заводи, откуда они приближались на лодке к селу, Подужемье выглядело таким же, как и раньше, только у лодочных причалов было больше обычного только что сделанных новых лодок. Многие из них даже не были просмолены — видно, не успели.

Пулька-Поавила и Крикку-Карппа знали, для кого предназначены эти лодки.

— Маловато, пожалуй, их, — подумал вслух Поавила, резким гребком поворачивая лодку к свободному причалу. — Ведь человек триста отправляется…

— А старые лодки? Вон их сколько, — сказал Крикку-Карппа, подняв весла и оглядывая берег, вдоль которого стояли лодки по одной, по две у каждой бани.

— Вот у подужемцев житуха, — позавидовал он. — Такого заработка у нас в Пирттиярви не бывает.

Они не знали, что эти лодки были сделаны подужемцами бесплатно. Подужемские мужики, навоевавшиеся уже на фронтах мировой войны, не испытывали никакого желания отправляться снова на войну в верховину, как они называли карельские деревни, расположенные в верховье реки Кеми. Впрочем, их никто и не заставлял идти туда воевать: отряд был сформирован из добровольцев. Но чтобы не оставаться в стороне, они согласились в короткое время сделать лодки для отряда.

— Эй, эй!

Пулька-Поавила и Крикку-Карппа оглянулись: из окна одной избы кто-то махал им рукой.

Это был Теппана.

— Милости просим, заходите, — радушно встретила вошедших хозяйка дома, еще довольно молодая миловидная женщина.

Теппана сидел за столом в одной нательной рубахе, точно хозяин дома. Сразу можно было заметить, что он успел хватить.

Теппана со своим взводом прибыл в Подужемье вечером. В Кеми им, как разведчикам, которые должны были выступить в путь первыми, выдали паек больше обычного. Так что они чувствовали себя вправе погулять, благо было на что. И если бы Теппана не хлебанул еще дома, вряд ли ему пришло бы в голову пойти знакомиться с женщиной, о которой ему как-то рассказывал Харьюла. И если бы Степанида не отведала вместе с ним в честь знакомства того же рома, может, ничего бы и не произошло. Но все случилось именно так, а не иначе. На утро Степанида, выгоняя корову в лес, рассказывала своей соседке:

— Лежу я в кровати. Смотрю — мужик входит. Ничего не говорит. Снимает шапку — и за стол. Я думаю, чего это он. А он ест, ест. Поел, перекрестился. И снимает пиджак. Сел на край кровати. Ничего не говорит. Я думаю, чего это он…

Степанида принесла Пульке-Поавиле и Крикку-Карппе по кринке молока. Попив молока, мужики почувствовали себя почти как дома. Потом Теппана, вытащив фляжку, попросил:

— Степанидушка, подай-ка пару чашек.

Хозяйка с готовностью бросилась выполнять просьбу. Когда она принесла чашки, Теппана обнял ее за талию и привлек к себе.

— Отстань, бесстыдник. — Степанида вырвалась и пошла опять к буфету, ворча под нос: «При людях…»

— Вот ужо я расскажу Моариэ, — пригрозил Крикку-Карппа, щуря свои маленькие глаза.

— Ш-ш! — Теппана погрозил пальцем, потом показал на висевшую на стене фотографию. — Поглядите-ка сюда.

На снимке были два бравых солдата. Один сидел, другой стоял, опустив руку на плечо товарища.

— Да это ты, — Пулька-Поавила узнал в одном из солдат Теппану.

— Хороший был товарищ, — вздохнул Теппана. — Только сложил голову… А за что?

На глаза Степаниды навернулись слезы.

— Принеси и себе чашку, — сказал ей Теппана. — Выпьешь с нами, помянем Николая. Да не реви ты, слезами горю не поможешь…