Трудным и опасным был и следующий, Белый порог. Вот уже, кажется, силы его на исходе и течение вроде становится тише, но река вдруг круто поворачивает и, словно собрав новые силы, делает стремительный рывок, с грохотом проносясь через так называемый Престольный камень. Этот камень, находящийся на самой середине порога, очень коварен: его не видно, только по течению воды кормщик может угадать его. А проходить его нужно впритык, иного пути нет. Года два назад не очень опытный кормщик не сумел миновать камень, и все пять человек, находившиеся в лодке, погибли. Трудно спуститься через Белый, да и подняться нелегко. Все пять верст надо идти на шестах или же тащить лодку на веревках, пробираясь по густым зарослям, выходящим к самой воде. Уж тут-то сто потов прольешь и руки и плечи бечевой натрешь.
Преодолев Белый, мужики вздохнули с облегчением: в этот день им не предстояло больше подниматься по трудным порогам.
Берега, мимо которых они теперь гребли, заметно отличались от берегов в низовье реки: здесь по обеим сторонам реки рос уже настоящий лес. И контора, показавшаяся на берегу, имела совсем другой вид, чем та, у которой они вчера отдыхали. Это было добротное строение, срубленное, наверное, всего несколько лет назад. Однако устраивать здесь привала не стали: к вечеру надо было успеть добраться до Паанаярви.
— Лодка! — вдруг крикнул Теппана.
Мужики схватились за винтовки и, как по команде, повернули головы.
— Рыбаки, — сказал кто-то. — Перестали грести, испугались, наверно.
Уже можно было разглядеть, что за веслами сидит женщина, а правит лодкой старик с окладистой бородой. Судя по всему, они действительно направлялись на рыбалку.
— Не бойтесь, — крикнул Теппана по-карельски. — Мы свои…
Лодка стала медленно приближаться.
— Ортьё, ты их знаешь? — спросил Теппана у разведчика, который был родом из этих мест.
Ортьё напряженно вглядывался в приближающихся рыбаков.
— Кажись, отец… — обрадованно сказал он. — А вот женщина…
Ортьё был еще не совсем уверен, что это действительно она… Ведь он сразу после свадьбы ушел на войну и с тех пор жену не видел. Да, это была она, Сантра…
Лодки поравнялись, но сидевшие в ней все еще не узнавали Ортьё: он был в незнакомой форме легионера.
— Ортьё!
Глаза женщины залучились радостью, потом из них хлынули слезы.
Теппана, догадавшись, что Ортьё встретил свою жену, заработал веслами, подгребая вплотную к борту встречной лодки.
— Давай, обними жену-то, — сказал он весело.
— Лодку перевернешь, — смеялась Сантра со слезами на глазах, когда муж стал обнимать ее, перегнувшись через борт.
— Вернулся, наконец-то, — прохрипел старик-бородач. — За целый год ни одного письма.
— Да я писал, да… — стал оправдываться сын.
— Хоть строку бы написал, — ворчал отец. — Мы-то тут уж чего не думали. Ну, слава богу…
— Отец, повернем домой, — предложила Сантра. Тот ничего не ответил.
— Вы, никак, рыбачить отправились? — спросил Теппана.
— Да, сети поглядеть, — ответил старик. — Хотя, конечно, успеем и утром их посмотреть.
— Ну тогда, Ортьё, давай перебирайся в свою лодку, — приказал Теппана, подмигнув мужикам.
Ортьё перешел в свою лодку, которая была знакома ему еще с тех пор, как он мальчонкой ездил на ней на рыбалку, и хотел было сесть рядом с женой, чтобы помочь ей грести.
— Да я одна, — запротестовала Сантра. По карельским обычаям сидеть за веслами следовало женщине, и Сантра не могла нарушить этот обычай, тем более в присутствии чужих мужиков.
Ортьё сел напротив жены. Сантра гребла, смущенно потупя глаза.
— Чего же вы вчера не пришли, добрый бы улов вам достался, — сказал отец Ортьё, когда его лодка после поворота снова поравнялась с лодкой Теппаны. — Повеселиться приходили. Из Хайколы.
— Сколько их было? — спросил Теппана.
— Говорили, человек пять было. А в Хайколе их того больше.
Когда показалось село, старик сказал, оглядывая лодки:
— Ну, наконец-то мы избавились от этих разбойников. Только вас-то маловато что-то.
— За нами еще едут, — успокоил его Теппана.
На следующий день в Паанаярви прибыли основные силы отряда.