Военная контрразведка НКВД СССР. Тайный фронт войны 1941–1942

Шапкозакидательские настроения господствовали и в Красной армии от рядового до генерала. Одной из причин такого положения было прекращение антинацистской пропаганды с осени 1939 г. Оно оказало резко отрицательное воздействие на общественное сознание народа, подготовке к отражению военного нападения на СССР. Этот поворот был связан с заключением в августе-сентябре 1939 г. советско-германского договора. Уже на другой день после подписания пакта о ненападении, 24 августа 1939 г., «Правда» опубликовала редакционную статью с настораживающими словами об отсутствии вражды между СССР и Германией. Из советской печати и устной пропаганды исчезло обличение нацизма, антинацистская пропаганда свертывалась[73]. Свою лепту внесло дезинформационное сообщение ТАСС от 14 июня 1941 г., в котором опровергались слухи о возможности войны между Советским Союзом и Германией. Это сообщение многие советские люди, в том числе и военные, восприняли со вздохом облегчения, сделав вывод, что войны в ближайшее время может не быть[74]

. Данное заявление фактически поставило Красную армию, органы госбезопасности и советский народ перед внезапностью нападения.

О настроении личного состава Красной армии тех дней свидетельствует не только настроение пограничников: «Любой враг разобьет свой медный лоб о советский пограничный столб». Красноармейцы 1930-х гг. запомнили слова Полевого устава 1936 г., в 1-м параграфе которого утверждалось: «Всякое нападение на социалистическое государство рабочих и крестьян будет отбито всей мощью Вооруженных сил Советского Союза, перенесением военных действий на территорию напавшего врага»[75].

В строевых частях царило благодушное настроение. От бойцов до старших и высших командиров – все воины считали, что трудящиеся капиталистических стран в случае опасности вооруженного столкновения агрессора с СССР единодушно выступят в защиту первого в мире пролетарского государства. Занятия с командирами по изучению армий основных капиталистических стран почти не проводились, и их вооружение практически не изучалось. Как вспоминал генерал И.И. Федюнинский (в 1941 г. командир 15-го ск КОВО): «Среди бойцов и молодых командиров имели место настроения самоуспокоенности. Многие считали, что наша армия легко сумеет одержать победу над любым противником, что солдаты армий капиталистических государств, в том числе фашистской Германии, не будут активно сражаться против советских войск. ‹…› Недооценивались боевой опыт германской армии, ее техническая оснащенность. Надо признать, что недооценка гитлеровской военной машины в первых боях нанесла нам большой вред. То, что враг оказался сильнее, чем его представляли, для некоторых командиров явилось неожиданностью»[76]

.

Маршал артиллерии В.И. Казаков (в июне 1941 г. начальник артиллерии 7-го механизированного корпуса) писал: «По подразделениям ползли тревожные слухи, различные догадки. О войне офицеры думали и говорили по-разному. Молодежь вообще мало верила в реальность военной опасности, а старшие и наиболее дальновидные офицеры понимали, что война назревает, но и они не теряли надежды на возможность избежать ее. Только в одном все были единодушны – если грянет война, то она будет короткой и завершится полным разгромом врага. Так уж мы были воспитаны»[77]. А вот что вспоминал о подготовке к выезду в Тернополь накануне войны маршал Советского Союза И.Х. Баграмян: «Невозмутимое спокойствие командования округа, деловитость и четкость при формировании и сборах в дорогу аппарата фронтового управления подействовали на всех благотворно. Особой тревоги никто не проявлял. Кое-кто из административно-хозяйственного аппарата высказал даже надежду, что это плановый выезд учебного порядка, что не позднее следующей субботы все возвратятся в Киев»[78]

.

Для судьбы нашей страны, хода и исхода войны особое значение имели два дня ее истории: 21 и 22 июня 1941 г.

21 июня 1941 г. информация о начале вторжения вермахта поступила от нескольких перебежчиков. В 20 часов 21 июня на погранзаставу около г. Владимир-Волынского перебежал фельдфебель германской армии Альфред Лисков, коммунист из г. Гамбурга. Он сообщил начальнику заставы о том, что отдан приказ немецкой армии в 4 часа утра 22 июня начать войну против Советского Союза. Это сообщение и сам немец были отправлены в высшие погранинстанции. В этот же день на советскую территорию перешел ефрейтор 222-го саперного полка вермахта. Он показал, что выступивший перед ними в этот день командир взвода сказал, что в ночь на 22 июня после артиллерийской подготовки будет форсироваться река Буг на плотах, лодках и понтонах[79]

.

Последнее сообщение от перебежчиков германской армии о начале войны было получено около 1 часа ночи 22 июня. Перешедший военнослужащий 602-го артполка германской армии заявил, что вторжение немецких войск в СССР начнется через несколько часов[80].

В 3 часа 10 минут 22 июня 1941 г. разведывательный отдел штаба Западного Особого военного округа сообщил нач. ГРУ генералу Ф.И. Голикову: