Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945

Данные о сохранявшемся превосходстве группировки советских войск на востоке тем не менее удерживали руководство империи от нападения на нашу страну. Это отчётливо проявилось в ходе развала советской обороны между Курском и Харьковом в конце июня 1942 г., когда ИРУ Квантунской армии зафиксировало отправку на запад большого количества танков, автомобилей, боевых самолётов, оценивая ежесуточный объём перевозок в 30–35 эшелонов, а всего, по оценкам военной разведки, в июле – августе Советский Союз перебросил на запад 6 стрелковых дивизий и 1 морскую стрелковую бригаду, хотя фактически убыли 10 стрелковых дивизий и 4 стрелковые бригады[709]. Тем не менее, когда 20 июля 1942 г. министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп обратился через Осима к Японии с предложением напасть на советский Дальний Восток, начальник Генштаба заявил императору, что даже в случае успеха немецкого наступления Советский Союз не сдастся и продолжит упорно сопротивляться в Сибири, поэтому вступление Японии в войну не принесёт положительного результата. Это мнение, опиравшееся на оценку военной разведкой хода советско-германской войны и состояния советских войск за Байкалом, легло в основу решения координационного совещания правительства и Ставки от 25 июля о том, что «империя будет твёрдо соблюдать ранее принятый курс в отношении севера и всеми силами избегать войны с Советским Союзом»

[710].

Выводы Разведуправления Генштаба о значительных возможностях Красной армии к длительному сопротивлению, несмотря на возможную потерю Кавказа и сокращение военного производства до 40–50 % от довоенного уровня, были внесены в «Оценку ситуации в мире» Ставки 31 июля и «Оценку ситуации в мире» координационного совещания 7 ноября 1942 г., причём в последнем документе подчёркивалось, что даже «в случае утраты Москвы и Кавказа Советский Союз сможет силами 200 слабо вооружённых стрелковых дивизий вести оборонительные операции на восточном и западном направлениях»[711]

.

Разгром 6-й немецкой армии в Сталинграде заставил аналитиков военной разведки коренным образом пересмотреть оценку возможностей советских Вооружённых сил. Согласно справке Разведуправления на 1 февраля 1943 г., Советский Союз восстановил производственные мощности своей оборонной промышленности на уровне 60–70 % от предвоенных, ежемесячно выпуская 1400 боевых самолётов и 1500 танков, поэтому силами 380–400 дивизий мог проводить крупномасштабные наступательные операции. Этому же способствовало сохранение им контроля над нефтяными месторождениями Южного Кавказа и Баку, которые ежегодно давали 26 000 000 тонн нефти. В целом СССР располагал 8 000 000 военнослужащих, 332 стрелковыми, 64–77 авиационными дивизиями, 108 танковыми бригадами, 6000–7000 танками и 4000–5000 боевыми самолётами, из которых в действующей армии находились 7 250 000 человек, 312 стрелковых, 50–60 авиационных дивизий, 100 танковых бригад, 5000–6000 танков и 3000–4000 боевых самолётов. Однако составители справки подчёркивали, что, несмотря на такие ресурсы, рассчитывать на разгром Советским Союзом Германии в 1943 г. не стоило[712].

Выводы аналитиков военной разведки легли в основу принятой 27 февраля координационным совещанием «Оценки ситуации в мире», согласно которой, располагая 370 слабо вооружёнными стрелковыми дивизиями, 6000–7000 танками, 4000–5000 боевыми самолётами и восстановив потенциал оборонной промышленности на уровне 60–70 % от довоенного, Советский Союз весной 1943 г. должен был вести пассивные боевые действия, однако зимой мог нанести удар по Германии, сравнимый по мощи со сталинградским, в то время как рейх утратил инициативу в операциях на Кавказе и в 1944 г. мог лишиться свободы действий против Красной армии в целом[713].

По мере поступления в Токио информации 2-е управление корректировало оценку развития обстановки на европейском театре. В начале апреля 1943 г. оно пришло к выводу, что в июле рейх предпримет крупное наступление на южном участке советско-германского фронта, а в начале мая спрогнозировало мощный удар Красной армии в течение месяца силами 75–90 дивизий на участке Орёл – Брянск и 50–60 дивизиями севернее его в направлении Смоленска, в то время как, по данным военной разведки, вермахт продолжал стягивать к линии фронта 55 дивизий для запланированного наступления[714]

.

Для оценки перспектив советско-германской войны и состояния военных потенциалов Германии и Италии 20 февраля 1943 г. координационное совещание утвердило отправку в Берлин и Рим японской военной миссии во главе с бывшим начальником Разведуправления генерал-майором Окамото Киётоми. В её состав вошли начальник 15-го отдела (руководство войной) Ставки подполковник Котани Эцуо, сотрудник 1-го (оперативного) управления МГШ капитан 1-го ранга Онода Сутэдзиро и секретарь МИД Ёсано Сигэру[715].