Как правило, в зависимости от текущей военно-политической обстановки информационные задачи уточнялись и доводились Генштабом до зарубежных разведаппаратов циркулярными телеграммами: например, 19 февраля 1943 г., сразу после разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом, заместитель начальника Генерального штаба потребовал от военных атташе в Швеции, Финляндии и Турции доложить ему не позднее марта данные о нумерции, дислокации соединений и частей Красной армии на советско-германском фронте, турецко-иранской границе и советском Дальнем Востоке с указанием фамилий их командиров, а также количества и типов боевых самолётов[728]
.В связи с возросшим за годы Второй мировой войны объёмом задач численность зарубежного разведаппарата ГШ Японии значительно увеличилась и составила на 10 декабря 1941 г. 156 человек против 56 на аналогичную дату 1937 г. При этом 87 % сотрудников военной разведки (133 человека) по-прежнему действовали под прикрытием должностей офицеров и сотрудников ВАТ, а также военных резидентов в стране пребывания, и лишь 13 % (23 человека) – как служащие дипмиссий Маньчжоу-Го и Японии. Слабым местом в деятельности органов военной разведки оставалась их обеспеченность средствами радиосвязи: собственными радиоузлами располагали резидентуры только в 5 из 26 стран – в Венгрии, Германии, Италии, Франции и США[729]
.Непосредственно в СССР Разведуправление имело пять резидентур в Москве, Александровске-Сахалинском, Владивостоке, Чите и Благовещенске, причём последние две подчинялись Квантунской армии и проходили в её документах как «орган № 2» и «орган № 3». После ликвидации в июне 1944 г. японского консульства в Александровске 2-е управление образовало новый разведаппарат под прикрытием консульства в Петропавловске-Камчатском[730]
.Штаты центральной резидентуры под крышей военного атташата при японском посольстве в СССР были расширены за счёт должностей делопроизводителей военного атташе: к 10 декабря 1941 г. как минимум 2 из 3 делопроизводителей с документами прикрытия на вымышленные имена «Ямано Тацухико» и «Охара Сэйдзо» являлись сотрудниками военной разведки. Кроме того, 1 разведчик был легализован как личный секретарь посла «Кавасаки Сигэнори», а 3 офицера разведки под настоящими именами занимали должности помощника и секретарей ВАТ. В то же время штаты других разведорганов на территории СССР не изменились: резидентуры в Александровске-Сахалинском и Владивостоке состояли из 1 младшего секретаря японского консульства в каждой, резидентура в Благовещенске – из 2, а в Чите – из 4 офицеров под прикрытием сотрудников консульств Маньчжоу-Го[731]
.Деятельность всех разведорганов в Советском Союзе находилась под жёстким контролем советской контрразведки, что вынуждало их собирать информацию легальным путём. Так, военный атташе в СССР, с октября 1941 по август 1943 г. находившийся в Куйбышеве, обменивался данными с коллегами из Болгарии, Швеции и Турции, обрабатывал советские газеты и журналы, анализировал сводки Совинформбюро, направлял с согласия советских властей своих сотрудников в различные районы СССР. Командированный в начале 1942 г. в Москву делопроизводитель военного атташе «Ямано Тацухико», например, имел задание собрать информацию о формировании новых воинских частей, состоянии ПВО и оборонительных сооружений Москвы, деятельности промышленных предприятий, настроениях населения, ценах на товары, работе рынка, характере разрушений в столице и метеорологической обстановке в Московском регионе. Сотрудники благовещенской резидентуры черпали сведения из личных бесед с советскими гражданами во время посещения рынков, магазинов, театров и пр., личных наблюдений за работой железнодорожной станции, анализа советской прессы и радиопередач[732]
.Кроме того, японские разведчики практиковали сбор «уличной» и «пьяной» информации. Посещая рестораны Москвы, сотрудники военного атташата знакомились с офицерами и генералами Красной армии, угощали их спиртными напитками, а затем проводили разведывательный опрос. Этот же метод активно использовал легальный резидент ГШ во Владивостоке. При получении «уличной информации» японские разведчики стремились в час пик оказаться на транспорте, в толпе и завязать беседу с советскими гражданами и военнослужащими для получения нужных им сведений. Чтобы затруднить деятельность нарядов наружного наблюдения, японцы вступали в контакт с максимально возможным количеством собеседников, справедливо рассчитывая на то, что силы чекистов будут распылены на установку всех этих лиц[733]
.Особое внимание японская военная разведка уделяла установлению агентурных отношений с женщинами, работавшими на военных предприятиях, в воинских частях и военных учреждениях. Как вспоминал помощник военного атташе в СССР подполковник Асаи Исаму (1943–1945), «я активно использовал женщин, имевших отношение к армии и флоту, для получения самой разнообразной информации. С некоторыми из них у меня была любовная связь, и я никогда не жалел средств на подарки»[734]
.